Томас быстро вскочил на ноги, споткнувшись о рюкзак.

– Эй, держись! – протягивая ему руку, воскликнул Джордан.

Собираясь поднять рюкзак, Джордан на секунду задержал глаза на сыне. И понял, что навсегда запомнит этот момент – один из целой галереи картинок: Томас, повернувшийся в профиль к нему, нежный отроческий пушок на щеках, чрезмерная худоба рук, болтающийся на поясе джинсов оранжевый молодежный билет. Откашлявшись, Джордан поднял рюкзак:

– Господи, какой тяжелый! Что там у тебя?

Томас ухмыльнулся, в его глазах заплясали огоньки.

– Всего лишь десять или двенадцать «Пентхаусов», – ответил он. – А что?

Этой больной темы они больше не касались, но по временам между ними возникала какая-то настороженность. Сейчас Джордан с облегчением почувствовал, что напряжение последней недели прошло.

– Выметайся отсюда, – сказал он, обнимая сына.

Томас в ответ крепко обнял его.

– Поцелуй от меня маму, – добавил Джордан.

Они отодвинулись друг от друга.

– В щеку или в губы?

– В щеку, – ответил Джордан, легонько подтолкнув сына к выходу на посадку.

Глубоко вдохнув, он подошел к огромному окну, из которого был виден самолет. Джордан решил подождать на тот случай, если Томас в последнюю минуту передумает. Засунув руки в карманы, он, словно часовой, стоял и наблюдал, как самолет выруливает на взлетно-посадочную полосу, а потом взмывает в воздух, постепенно пропадая из виду.

– Веселого Рождества, – со скрежетом открыв дверь одиночной камеры, сказал надзиратель.

Поднявшись с пола, Крис сел. Библия упала под койку, и он быстро засунул ее за пояс штанов.

– Угу, – пробормотал он.

– Хочешь дождаться Нового года? – хмыкнул надзиратель.

– Хотите сказать, меня выпускают? – заморгал Крис.