– Грейс.

Пришел ее черед читать. Она прочистила горло и продолжила с того места, где остановился Фред:

– Продукт получает свое последнее завершение только в потреблении. Железная дорога, по которой не ездят, которая не используется, не потребляется, есть железная дорога только в возможности, а не в действительности…

Отец вскинул руку.

– Хочу, чтобы вы обратили внимание на эту мысль. Ведь человек – тоже продукт. Продукт среды и воспитания. Вы – железные дороги, которые вскоре смогут действовать в полной мере. Порой люди остаются железными дорогами в возможности, но не Лидсы.

Грейс продолжила. Прошли часы, прежде чем отец позволил им подняться в свои комнаты, и минуты – прежде чем Грейс, дождавшись, пока в доме все стихнет, выпорхнула из спальни и, вытащив припрятанные остатки ужина, отправилась на задний двор.

Овчарка лежала, опустив голову на передние лапы. Только попав к Лидсам, Полли не отличалась отменным здоровьем, но сейчас выглядела совсем плохо, ее словно прибило к земле бетонной плитой. Увидев Грейс, Полли подняла несчастные глаза, но не дернулась. Грейс посильнее укуталась в пальто, пожалев, что не надела перчатки. Декабрь выдался необычайно холодным.

Грейс влезла в будку и положила остатки ужина – рагу из мяса ягненка, картофеля, стручковой фасоли, моркови и лука – возле Полли. Встав на лапы, собака лениво покружилась вокруг своей оси и, попытавшись удобнее устроиться, снова легла, поджав хвост. Так и не притронулась к пище.

– Ну прости. Что я могла поделать?

Грейс натянула воротник пальто до самого носа, гладила Полли по жесткой шерсти дрожащими пальцами – со временем перестала их чувствовать. Полли отпрянула, начала скулить и закашлялась. Она все кашляла и кашляла, выплевывала сгустки крови. И Грейс – в ужасе и потерянности – попыталась погладить ее, приласкать, но собака рыкнула, забилась в угол и все продолжала хрипеть.

Ночью Грейс не сомкнула глаз, а утром призналась во всем отцу, смирившись с возможностью наказания, но Филиппа не тронули страдания Полли. Он продолжил завтрак, своей медлительностью испытывая хладнокровие дочери, и впервые за много лет оно дало трещину.

– Да послушай же ты! Она умирает! – вспыхнула Грейс, ударив маленьким, но сильным кулаком по столу. От деланого самообладания и уравновешенности впервые не было никакого толку.

– Мы ничего не можем сделать. Если это происходит, значит, такова воля Господа.

Грейс сверкнула гневным взглядом, Филипп отложил газету.

– Я видел десятки смертей животных и людей. В молодости я тоже задавал себе вопросы: почему люди должны умирать, почему умирают невинные, почему я не в силах их спасти? И эти вопросы сводили меня с ума, однако религия дает ответы: у каждого свой путь, и даже если этот путь полон боли, нужно смириться и повиноваться, потому что такова воля Господа. Ничто не происходит просто так, и даже смерть, какой бы жестокой и несправедливой она ни была, идет на благо тем, кто остается в живых. Таков путь Полли. Не вздумай перечить Божьей воле. – Поддав в голос строгости, Филипп сказал: – Если ты ослушаешься, я тебя накажу. Запру в подвале. И на этот раз Фредерика не будет рядом.