В отличие от Грейс – негнущегося прута из стали – Фред рос точно Гермес, с которого сами по себе спадали кандалы, сколько их на него ни цепляй. Рос гибким, податливым и изворотливым, как плющ. Не боящийся ни жары, ни холода, он разрастался все сильнее, обвивая собой все вокруг, – ничто не убивало в нем решительности, разумности и хладнокровия, даже когда дело доходило до, казалось бы, безвыходного положения. И Грейс всегда втайне надеялась на его помощь, а Фред никогда не упускал возможности спасти ее, насолив при этом отцу.

После завтрака Грейс и Фред отправились на занятия в класс. Отец перевел их на домашнее обучение, окончательно отгородив от внешнего мира, переполненного безвольными, глупыми и слабыми людьми. Грейс не могла дождаться двенадцатилетия, чтобы наконец вырваться, сесть за парту Лидс-холла. В тот день она применяла нечеловеческую выдержку, чтобы сосредоточиться на заданиях, но сердце и душа стремились на улицу, где на землю большими хлопьями падал снег. Так выглядит ад. Грейс представляла, как Полли засыпает по самую макушку…

Когда урок литературы закончился, мисс Кларк, попрощавшись, покинула класс. Грейс положила руки на парту и опустила на них голову, как делала Полли. Взгляд бесцельно блуждал по классной доске.

– Тебе понравилось? – спросил Фред. Они читали «Повелителя мух» Уильяма Голдинга.

– Жаль, я как Джек. Ему тоже не хватило сил заколоть поросенка.

Фред растянул рот в очаровательной улыбке.

– Опять ты все напутала, Грейси.

– Фред…

Он вопросительно хмыкнул в ответ, с нарочитой аккуратностью складывая книжки и тетради на краю парты.

– Полли должна принять смерть от моей руки.

5

5

Время раскалывалось, тянулось, ползло безбожно медленно. Однообразная пелена будней. Завтрак – семь тридцать, групповая терапия в малой комнате отдыха – около девяти, обед – двенадцать, арт-терапия – час или, может, два. Стенания и крики – круглосуточно. Вероятность совершить ошибку сведена к нулю. Но как они будут справляться, когда двери клиники закроются за их спинами? Что они будут делать? Звереныши, вырванные из дикой природы. Они не умели жить вне белых стен. Их просто заклеивали, как разбитые вазы, и отправляли обратно. Но разбитая ваза и целая – не одно и то же. Вазы и люди – тоже. Так нельзя поступать!

Тот день ничем не отличался от предыдущих. Ни лучика среди пожелтевшей кроны, вымокшей и превшей во влаге дождя. На завтрак дали яичницу – унылый желтый. Фиби жевала с неохотой. После – немного свободного времени у телевизора или за чтением газет. Майкл ждал, что снова напишут об исчезновении Мэри Крэйн, но с каждым днем информация о ней таяла, как и надежда найти ее тело.