Как вспоминал Володя, его первые резкие столкновения с отцом начались в 50-е года, когда Сталин открыл кампанию против космополитов. Жена Володи, работавшая врачом в больнице, была страшно расстроена обвинениями против врачей и приходила в ужас от массы невинных жертв сталинской паранойи. Споры с отцом начались по этому поводу. «Лес рубят — щепки летят», — отвечал отец поговоркой на опасения Марии. — Пусть будут невинные жертвы. Лишь бы быть уверенным, что хоть один настоящий враг уничтожен». «Ты просто глух ко всему, — закричал Володя. — Я никогда не вступлю в твою партию». Старик был ошеломлен: «За тебя и маленьких внуков я шел на каторгу, — напомнил он, — Я боролся за Советскую власть и помогал строить ее, а ты говоришь такие вещи». После бунта сына у отца был сердечный приступ. «Ему все время приходилось принимать капли», — вспоминал Володя. В те годы семья жила вместе. Затем они разделились, и после смерти Сталина семейные раны затянулись. Но в 1968 г., после шестидневной войны в Израиле и советского вторжения в Чехословакию, Володя сообщил отцу, что подумывает об отъезде в Израиль. Отец и слушать его не захотел. В начале 1969 г. Володя оставил работу в научно-исследовательском институте телевидения, где заведовал лабораторией, надеясь, что это облегчит ему отъезд, так как в этом институте он имел доступ к секретным материалам. Володя сообщил отцу о своем решении непосредственно перед подачей документов. «Начался ужасный спор, — рассказывала мне Мария Слепак, — Это была гражданская война в семье».

Володя Слепак — крупный, хорошо сложенный мужчина, приближающийся к пятидесяти. У него большие руки рабочего, фигура призового борца, огромная борода пророка и печальные темно-карие глаза, полные внутреннего спокойствия. Я никогда не встречал его отца, но по описаниям Володи и его жены тот тоже был крепок, как камень. Оба были упрямы. Я могу представить себе гнев, с которым было встречено решение Володи уехать в Израиль.

— Это нечестно, это предательство, — кричал старик. — Вы родились здесь. Вы не можете уехать.

— Мы обдумали это, — настаивал Володя. — И не собираемся менять свое решение.

— В таком случае мы находимся по разные стороны баррикады, — заявил отец. Он холодно объявил, что больше не желает видеть сына и его семью. «Я не хочу, чтобы ты или твои дети навещали меня, — сказал он. — Это поможет им забыть меня, а мне — забыть и их, и тебя». Мать Марии, впоследствии уехавшая в Израиль, попробовала вмешаться. Она напомнила старику, как он нес внуков в свое время на руках из родильного дома. Она говорила ему, что нельзя так, одним махом рвать связь с родной кровью.