Я разговаривал и с другими — «дрессированными евреями», как называли их пылкие активисты. Это были люди, возмущавшиеся борьбой своих соплеменников или открыто враждебно выступавшие против движения за выезд. Те из них, с кем я встречался официально (вроде высокопоставленного еврея Александра Чаковского, редактора «Литературной газеты», кандидата в члены ЦК КПСС), злобно осуждали уезжающих евреев и страстно доказывали, что евреям в СССР предоставлены все возможности, без всякой дискриминации. Несомненно, отчасти эти утверждения служили пропагандистским целям, но меня эти высказывания поразили тем, что я ощущал в них защитный рефлекс людей, добившихся высокого положения за счет отказа от своего еврейства. Любое движение, так или иначе требующее от них признания своей принадлежности к еврейству, составляло угрозу всему их образу жизни. «Они (активисты) просто смутьяны, — едко говорила мне как-то одна переводчица, работающая в кино, — и только затрудняют жизнь остающихся здесь».

Действительно, в ее утверждении о том, что движение за выезд способствовало усилению антисемитизма и дискриминации, была значительная доля правды. Я слышал от некоторых ученых, что из-за массового выезда евреев остающимся стало труднее получить хорошую должность или добиться продвижения по службе в солидных научных институтах. Администрация не доверяла им. «Если еврей устраивается на работу, то первый вопрос, который ему задают: «Не собираетесь ли вы уехать?», — рассказывал мне специалист по вычислительной технике. По словам ученого-медика, эта все увеличивающаяся подозрительность по отношению к евреям побудила его, в конце концов, подать заявление на выезд. Ему было отказано в продвижении по службе, которого он, по собственному мнению, заслуживал. Его руководитель и хороший друг, русский, намекнул ему, что о продвижении по работе не может быть и речи из-за опасения, что он может уехать. Преуспевающий писатель, опубликовавший под псевдонимом ряд научно-популярных книг, рассказывал мне аналогичную историю. В начале 1974 г. редактор, с которым писатель тесно сотрудничал, предложил ему тему книги, получив на это предварительное согласие директора издательства. Однако когда договор, в котором были указаны как русский псевдоним, так и настоящая еврейская фамилия автора, представили на утверждение, директор издательства отказался подписать его, объяснив редактору, что у автора «неподходящая фамилия». Узнав об этом и опасаясь еще большего ухудшения положения в дальнейшем, писатель решил эмигрировать.