Отступавшие на Восток части Красной армии оставляли врагу военное имущество, которое не удалось ни уничтожить, ни эвакуировать. Только на Северо-Западном фронте, по данным нач. артиллерии фронта, было потеряно и оставлено на окружных военных складах № 258, 259, 260, 618, 978 и 979: винтовок разных систем – 159 423 шт., пистолет-пулеметов системы Дегтярева – 8904 шт., пулеметов разных систем – 8513 шт., минометов разных калибров – 1634 шт.; потери АБТ вооружения составили: 1103 танка, 106 бронемашин, 581 трактор, 2436 грузовых автомашин и др.[763]. Все это сказывалось на боеспособности Красной армии. При подведении итогов боев за 22 июня 1941 г. Военный совет Западного фронта в телеграмме Военным советам армий и командирам соединений отметил, что «об обеспечении горючим, снарядами, патронами начинают думать только в то время, когда патроны уже на исходе, тогда как огромная масса машин занята эвакуацией семей начальствующего состава, раненые с поля боя не эвакуируются, отдых бойцам и командирам не организован, при отходе скот, продовольствие оставляют врагу»[764]. Оставляли врагу и своих раненых бойцов, как это было 28 июня 1941 г. После подхода пехотных частей немцы прорвали линию Минского укрепрайона одновременно на севере и на юге. Около 4 часов вечера 20-я танковая дивизия группы Гота ворвалась в столицу Белоруссии. Разбитые советские войска торопливо оставили город: второпях никто из военного руководства не подумал о машинах для эвакуации окружного госпиталя, и все тяжелораненые были оставлены врагу[765].

Причин оставления имущества советским органами власти и частями Красной армии было много, одна из которых – следствие того, что оборона городов и крупных промышленных поселков советскими войсками не была организована и проходила крайне слабо, а в ряде случаев совершенно отсутствовала. Так, на Южном фронте г. Мариуполь был сдан без боя. Неожиданно для всех, прорвав линию обороны, в город вошло несколько танков под красными флагами. Власти города о прорыве противника не были оповещены и приняли танки за свои. Пройдя беспрепятственно по улицам и заняв наиболее удобные огневые точки, немецкие танки открыли огонь по мирному населению, заводам и учреждениям. Аналогичным образом были захвачены Ново-Московск, Осипенко, Днепропетровск, Нижне-Днепровск и другие города. И в г. Орел части вермахта вошли также неожиданно, когда население ничего об этом не знало[766].

Наряду с эвакуацией населения и предприятий важнейшей задачей сотрудников ОО НКВД было оказание помощи партийным и советским органам в эвакуации служебной документации и архивов, принятию мер к уничтожению информации, которая могла бы послужить противнику при ведении прежде всего розыскной работы. Следует иметь в виду, что накануне войны, с момента включения архивных учреждений страны в структуру НКВД, областные государственные архивы стали подчиняться архивному отделу УНКВД областей[767]. 5 июля 1941 г. СНК СССР и ЦК ВКП (б) приняли Постановление «Об эвакуации архивов», которым предусматривался вывоз документов и материалов архивов в Уфу, Чкалов, Саратов и другие тыловые города. СНК разрешил эвакуировать важнейшие материалы государственного архивного фонда СССР, хранящиеся в архивах Москвы и Ленинграда в Чкалов и Саратов. Обеспечение надлежащей охраны в пути следования было поручено НКВД СССР и персонально В.С. Абакумову[768]. В Уфу решили эвакуировать архивы СНК СССР, бывшего Комитета обороны, ЦК ВКП (б), ЦК ВЛКСМ, КПК ВКП (б), ИККИ, ИМЭЛ, наркомата безопасности – «эвакуацию произвести вместе с несгораемыми шкафами, в которых хранятся архивные документы»[769]. Но с началом военных действий на территории СССР эвакуация архивов уже происходила из его западных областей. 22 июля 1941 г. только в Сталинград поступили первые документы архивов Молдавии и Украины[770].