Этот ответ отчасти верен, однако он слишком прост и краток. Нравится нам это или нет, но люди действительно больше других животных знают о том, что может случиться в будущем, и из-за этого знания мы можем оказаться в ситуации, когда невмешательство будет преступлением. В октябре 1988 года телезрители всего мира аплодировали успешной попытке американцев и русских освободить двух калифорнийских серых китов, застрявших во льдах у берегов Аляски. Некоторые критики сочли столь масштабную спасательную операцию насмешкой – ведь при этом люди ежегодно убивают около двух тысяч китов (не говоря о примерно 125 тысячах дельфинов, которые каждый год тонут, запутавшись в сетях, поставленных для ловли тунца)[405]. И все же едва ли нашелся бы человек, который счел бы спасение китов дурным поступком.

Поэтому вполне можно представить себе ситуации, в которых вмешательство человека принесло бы пользу животным и было бы оправданно. Но если говорить об истреблении хищных видов, то это совершенно другая проблема. Судя по тому, что происходило ранее, любые попытки внесения масштабных изменений в экосистему влекут за собой гораздо больше вреда, чем пользы. Уже по одной этой причине можно утверждать, что мы не должны пытаться навести порядок в природе, за исключением редких случаев. Нам будет достаточно самим отказаться от бессмысленных убийств и жестокости по отношению к другим животным[406].

Еще одно популярное оправдание нашего отношения к животным состоит в том, что в природе одни животные убивают других. Часто приходится слышать, что какими бы плохими ни были условия на современных фермах, они не хуже условий в дикой природе, где животные замерзают, страдают от голода и где множество хищников; а потому нет смысла протестовать против условий содержания, принятых в современном агробизнесе.

Любопытно, что к похожему аргументу прибегали и защитники рабства чернокожих африканцев. Один из них писал:

В целом нет никаких сомнений, что выведение африканцев из состояния дикости, нищеты и убожества, в котором они погрязли у себя на родине, и их обращение к свету, гуманности и христианству – величайшее для них благословение, хотя отдельные люди и проявляют по отношению к ним необоснованную жестокость, порой необходимую для дела; однако то, что общее состояние подчинения, ставшее необходимым последствием такого переселения, согласуется с законом природы, можно считать очевидным[407].

В целом нет никаких сомнений, что выведение африканцев из состояния дикости, нищеты и убожества, в котором они погрязли у себя на родине, и их обращение к свету, гуманности и христианству – величайшее для них благословение, хотя отдельные люди и проявляют по отношению к ним необоснованную жестокость, порой необходимую для дела; однако то, что общее состояние подчинения, ставшее необходимым последствием такого переселения, согласуется с законом природы, можно считать очевидным[407].