В ходе обсуждения доклада Китаниной было высказано несколько корректирующих и дополняющих соображений: А. Долинин указал, что те горцы, с которыми могли иметь дело посетители Кавказских вод, были мирными и что некоторые русские «экскурсанты» были даже недовольны полным отсутствием опасности при посещении аулов, Г. Левинтон обрисовал возможную дальнюю проекцию сюжета вплоть до «Волшебной горы» Т. Манна, а А. Жолковский указал на параллельные водам романные «локусы встреч», такие, как, например, «литературная корчма» или пансион.

Александр Осповат (Лос-Анджелес) назвал свой доклад «О технике цитирования у Пушкина (общие и частные замечания)»[283], причем для анализа и классификации были избраны в данном случае только автоцитаты и только проза (пушкинской поэзии докладчик не касался). Осповат выделил несколько типов автоцитат у Пушкина, от простых (точный или не вполне точный повтор удачно найденного слова) до весьма сложных: например, если в «Капитанской дочке» Зурин предлагает Гриневу сыграть на бильярде, потому что не все же «бить жидов», то, понятое в буквальном смысле, это занятие представляется вопиющим анахронизмом. Дело в том, что в 1772 году тема «битья жидов» в Симбирске актуальной отнюдь не была — за отсутствием объекта битья; евреи появились на территории Российской империи лишь после первого раздела Польши, происшедшего в этом самом году. «Бить жидов» — не только намеренный анахронизм (каких, заметил Осповат, в «Капитанской дочке» очень много), но и автоцитата: Пушкин использовал здесь свою собственную строку из стихотворения «Череп» («стихи писать да бить жидов»). Вообще подобные аллюзии «для внутреннего пользования» у Пушкина не редкость; так, по предположению Осповата, упоминание Палестины в «Романе в письмах» — не что иное, как «снижение» написанного в то же самое время стихотворения «Жил на свете рыцарь бедный…», — снижение, понятное только самому автору. Особенно сложны случаи, когда в одном предложении соединяются цитаты из разных источников. Так, когда Швабрин называет Гринева «самолюбивым стихотворцем и скромным любовником», два последних слова являются цитатой из «Евгения Онегина», а два первых — из направленной против Сумарокова комедии Н. П. Николева «Самолюбивый стихотворец», которая к моменту действия «Капитанской дочки» еще не была создана, а в пушкинское время стала уже полузабытой литературной архаикой.