Татьяна Степанищева
Поэтика и критика П. А. Вяземского: еще раз о „чужом слове“
В ходе обсуждения доклада Александр Долинин указал на французскую книгу, по которой, по всей вероятности, Вяземский знакомился с творчеством Байрона: это двухтомная биография Байрона, написанная Луизой Свентон Беллок и содержащая переводы с комментариями; она вышла в 1824 году, за два года до сочинения «Нарвского водопада». Вяземский называл французские переводы, которыми он, из‐за незнания английского, вынужден был пользоваться, «бледным французским трупом». Возможно, этим «трупом» как раз и была книга Беллок.
Александр Долинин
Роман Лейбов (Тарту) начал свой доклад «Чужое слово у Тютчева» оригинальным анонсом: он будет рассказывать о том, почему заявленный доклад у него не получился. Впрочем, последовавшее изложение блистательно опровергло скромный зачин. Начал Лейбов с рассуждения о разнице между эксплицированными и неэксплицированными цитатами (аллюзиями): если первые традиционно привлекают внимание классических комментаторов, то вторые становятся предметом исследования гораздо реже, а между тем представляют не меньший интерес. Лейбов описал процедуру опознания неэксплицированных цитат как «взятие следа» на основании маркированных элементов: заглавий, имен собственных, первых и последних слов стихотворения, системы рифмовки и конкретных рифм и проч. Показав, как можно, руководствуясь этими «уликами», отыскать в начале повести Аркадия Гайдара «Судьба барабанщика» аллюзии не только на начало «Капитанской дочки», но даже и на «Пир» Платона, Лейбов перешел к непосредственному предмету доклада — сопоставительному анализу двух стихотворений: «День и ночь» Тютчева и «Толпе тревожный день приветен…» Баратынского. Исследователи творчества этих двух поэтов находят между ними в основном типологические сходства, хотя эти двое вполне могли читать друг друга, а между их судьбами вообще есть странные пересечения: Тютчев возвратился в Россию в том же году, когда умер Баратынский, а в ХX веке наследники Тютчева «вытеснили» Баратынского из его имения Мураново, после чего, хотя Тютчев никогда там не жил, оно сделалось также и его музеем. Что же касается двух стихотворений, тексты которых были предложены аудитории, то Лейбов, отметив явственные тематические переклички между ними, предложил слушателям ответить на вопрос: кто здесь кому отвечает?
Роман Лейбов
Чужое слово у Тютчева
Публика с воодушевлением приняла участие в интерактивном опросе, причем мнения были высказаны самые противоположные: по мнению Александра Долинина и Александра Жолковского, первым был Баратынский, а Тютчев ему возразил; Наталия Мазур, напротив, предположила, что возражал Баратынский (полемизировавший с использованной Тютчевым традиционной оппозицией день/ночь). Действительность, однако, опровергла обе точки зрения. Стихотворения были опубликованы практически одновременно: во втором томе «Отечественных записок» 1839 года, получившем цензурное разрешение 14 февраля (Баратынский), и во втором томе «Современника» за тот же год, получившем цензурное разрешение 23 марта (Тютчев). Впрочем, эффектности ради докладчик, как он сам признался, допустил небольшую подтасовку: в журнальном варианте стихотворения Баратынского словосочетание «обители духов» (главный «маркированный» элемент, сближающий этот текст с тютчевским стихотворением) отсутствовало, оно появилось только в сборнике «Сумерки», так что в этом варианте можно уже заподозрить реакцию на текст Тютчева.