В ходе обсуждения Андрей Немзер заступился за Пушкина, указав, что неверно утверждать, будто его многочисленные подступы к написанию повести из светской жизни так и остались безрезультатными; светскую повесть Пушкин создал, и получилось у него это очень даже неплохо; эта светская повесть называется «Пиковая дама»… Наталия Мазур, со своей стороны, предложила собственное объяснение того обстоятельства, что Пушкин не дописал отрывок «Гости съезжались на дачу…»: этот отрывок — проза, сделанная как поэзия, где за каждой репликой скрываются глубинные пласты (в частности, те, которые были указаны докладчицей); однако если в поэзии, например в «Евгении Онегине», Пушкин хорошо умел соблюдать баланс между «внешним» высказыванием и его глубинными смыслами, то проза на первых порах оказалась этими глубинными смыслами перегружена.

Сама Наталия Мазур как раз и занялась поиском глубинных смыслов, причем не только у Пушкина. Доклад ее назывался «„Найди д’Аламбера“: подтексты русских литературных полемик первой трети XIX века»[344]. Эпиграфом к докладу Мазур поставила известные слова М. Л. Гаспарова о том, что он считает себя не интеллигентом, а работником умственного труда. Доклад был посвящен именно такому работнику умственного труда, жившему в XVIII столетии, — Жану Лерону д’Аламберу, чью биографию докладчица изложила подробно и сочувственно, несколько раз подчеркнув, что жизненный путь ее героя (незаконнорожденного сына светской авантюристки, брошенного матерью и помещенного отцом в приемную семью честных ремесленников, в которой он и прожил до 50 лет) представляет собой готовый сценарий нравоучительной сентиментальной повести. Однако для русских литературных полемик важно было не столько происхождение д’Аламбера, сколько его взгляд на литературу, выразившийся наиболее четко в трактате «Опыт о сообществе литераторов и о сильных мира сего, о репутациях, меценатах и литературных вознаграждениях» (1753). Прежде чем перейти к поиску реминисценций из этого трактата в русских текстах первой трети XIX века, докладчица остановилась на русской рецепции творчества д’Аламбера в целом. Русские литераторы от Карамзина до Пушкина уважали д’Аламбера как человека острого ума. Позднейшие исследователи поверили им, так сказать, на слово и не искали следов конкретного усвоения даламберовских мыслей и мотивов в произведениях русских авторов. Докладчица решила заполнить эту лакуну. В «Опыте» д’Аламбер размышляет о причинах упадка литературы и называет среди них такие факторы, как поверхностная образованность сильных мира сего, пристрастие литераторов к подачкам и «драки» из‐за них, порча литературного языка под влиянием языка салонов. С другой стороны, источник расцвета литературы д’Аламбер видит (вслед за такими древними предшественниками, как Тацит с диалогом «Об ораторах» и псевдо-Лонгин с трактатом «О возвышенном») в связях красноречия со свободой; он даже выдвигает в качестве лозунга триаду: liberté—vérité—pauvreté (свобода — истина — бедность), что и позволило американскому историку Р. Дарнтону назвать его «Опыт» «Декларацией независимости ученых». Наконец, д’Аламбер размышляет о способах создания нового, неиспорченного литературного языка, который писатель должен «угадывать», избегая прямого подражания светскому наречию. Отголоски — прямые или «с точностью до наоборот» — этих идей д’Аламбера докладчица отыскала в статье Карамзина «Отчего в России так мало авторских талантов?» (1802), в статье А. А. Бестужева «Взгляд на русскую словесность в течение 1824 и начале 1825 годов» и эпистолярных откликах на нее Пушкина, в пушкинской фразе о том, что «французская словесность родилась в передней и далее гостиной не доходила», в стихотворении Пушкина «Поэту» и его письме к Вяземскому от 2 января 1822 года, где Пушкин изумляется тому, что адресат его «мог сойти в арену», то есть начать публичную полемику с Каченовским, и наконец, в эпиграммах Баратынского «Войной журнальною бесчестит без причины…» и «Что пользы вам от шумных ваших прений?» (в этих последних даламберовские подтексты также имеют непосредственное отношение к проблематике «схождения в арену» с литературными противниками иного, более низкого социального происхождения и к вопросу о взаимодействии дворянского и литературного кодексов чести). Слова «Найди д’Аламбера» из заглавия доклада Мазур адресовала своим слушателям, пояснив, что предлагает искать следы его присутствия в русских текстах точно так же, как издатели детских иллюстрированных журналов советского времени предлагали своим юным читателям найти на «загадочной картинке» охотника и/или зайца (соответствующая картинка была показана на экране). Однако если в одном случае публика справилась с заданием довольно быстро и отыскала для предъявленной цитаты из д’Аламбера аналог в пушкинских словах «Ты сам свой высший суд», то в других случаях находить д’Аламбера пришлось самой докладчице.