Я до сих пор помню выражение его лица, когда я это сказала; в кои-то веки я воспользовалась своей учительской привилегией, и последнее слово осталось за мной.

Нахви пользовался в университете большим влиянием и однажды донес на Нассрин в дисциплинарный комитет. Его орлиный глаз заметил, как она бежала по лестнице, опаздывая на занятия. Нассрин поначалу отказалась подписать бумагу, в которой обещала больше никогда не бегать по территории университета, даже когда будет опаздывать на занятия. Но в конце концов согласилась – ее уговорила госпожа Резван, рассудив, что из-за упрямства не стоит рисковать исключением из университета.

Когда мы вспоминали Нахви, я заметила, что Митра и Саназ шептались и хихикали. Я спросила, что смешного, и Саназ убедила покрасневшую Митру рассказать ее историю. Та призналась, что они с подругами прозвали Нахви мистером Коллинзом Университета Табатабаи в честь напыщенного священника из романа Остин.

Однажды вечером после занятий Нахви вдруг возник перед Митрой. Он не казался таким… «Грозным, как обычно?» – подсказала Ясси. «Назидательным? Напыщенным? Нудным?» – продолжала угадывать Ясси. Нет. В общем, Нахви был сам на себя не похож. Он протянул Митре конверт; от его надменности не осталось и следа, он нервничал. Саназ толкнула Митру в бок, чтобы та описала конверт. Тот был «отвратительного голубого цвета», сказала она, и вонял. Вонял? Ну да, вонял дешевыми духами или розовой водой.

В конверте Митра обнаружила письмо – одну страницу на бумаге того же ужасного цвета с тем же ужасным запахом; письмо было написано безупречным почерком черными чернилами.

– Скажи им, как начиналось письмо, – подначивала ее Саназ.

– Ну, письмо начиналось со слов… – Митра замялась, словно подыскивая слова.

– Мой золотой нарцисс! – воскликнула Саназ и расхохоталась.

Серьезно? Мой золотой нарцисс? Ага, и дальше он клялся в вечной любви к Митре, чей каждый шаг и каждое слово навек запечатлелись в его уме и сердце. Мол, ничто, никакая сила на Земле не влияла на него так, как ее улыбка, которая, он надеялся, предназначалась ему и только ему. И так далее и тому подобное.

Как же поступила Митра, хором спросили мы? Саназ напомнила, что все это произошло, когда Хамид уже ухаживал за Митрой; они хранили это в строжайшем секрете. На следующий день Нахви выскочил откуда ни возьмись и подстерег ее на улице; она пыталась объяснить, почему не может ответить ему взаимностью. Он философски покивал и ушел, а через два дня появился снова. Она припарковалась в переулке рядом с университетом и открывала дверь своей маленькой машины, а он подошел со спины. «Как смертная тень», – зловеще прокомментировала Нассрин. Обернувшись, Митра увидела Нахви – волнистые волосы, коровьи глаза, торчащие уши; тот держал в руках книгу, книгу стихов поэта э.э. каммингса[98]. Меж страниц виднелся еще один голубой конверт. Не успела Митра возразить, как он сунул ей книгу и исчез.