Через несколько недель она задержалась после занятия и попросила разрешения поговорить со мной наедине. Я пригласила ее домой, но она вдруг стала очень чопорной и спросила, можем ли мы встретиться в кофейне, куда любила ходить и я, и мои студентки. Вспоминая то время, я понимаю, что девочки делились со мной самыми сокровенными историями и признаниями именно в публичных местах: в моем кабинете, в кафе, в такси и на прогулках по петляющим улицам вокруг моего дома.

Когда я вошла, Нассрин сидела за маленьким деревянным столиком, на котором стояла ваза с кроваво-красными гвоздиками. Мы сделали заказ: Нассрин взяла ванильное и шоколадное мороженое, я – кофе-глясе. Оказалось, Нассрин позвала меня, чтобы официально заявить: у нее есть парень. А я его знаю, спросила я? Она безжалостно пронзила ложечкой мороженое. Нет, не знаете. То есть – она замялась – возможно, вы его видели. Он вас точно знает. Мы давно знакомы, продолжала она, словно признаваясь в чем-то постыдном. Уже два года, вздохнула она, но вместе мы пару месяцев.

Меня это известие поразило. Я попыталась скрыть изумление, подыскивала подходящие слова, но Нассрин видела все мои ухищрения насквозь. Я давно хотела вас познакомить, сказала она, но не знала, как. А потом испугалась. Чего, спросила я? Он что, такой страшный, попыталась пошутить я? Нет, я испугалась, что он вам не понравится, ответила она, размешивая тающее мороженое ложечкой и рисуя завитки шоколадным на белом. Нассрин, ответила я, а он и не должен мне нравиться. Главное, чтобы он нравился тебе.

Мне стало ее жалко. Она влюбилась, это должно было быть лучшее время в ее жизни, но она из-за всего нервничала. Разумеется, ей приходилось лгать отцу – она снова соврала, что занимается переводами, якобы их стало больше. Она жила в параллельных мирах, и их было слишком много: так называемый «реальный мир» семьи, работы и общества; тайный мир наших занятий и ее свиданий с молодым человеком, и мир, который она сама сплела из лжи. Я не понимала, чего она хотела от меня. Должна ли я взять на себя роль матери и рассказать ей о жизни? Или проявить больше любопытства и подробнее расспросить об этом юноше и их отношениях? Я подождала, не без усилия отвела взгляд от гипнотизирующей меня алой гвоздики и сфокусировала его на Нассрин.

– Если вы посмеетесь надо мной, я вас винить не стану, – с несчастным видом произнесла она, размешивая ложечкой лужу растаявшего мороженого.

– Нассрин, я никогда не стану над тобой смеяться, – возразила я, – и зачем мне это? Я очень за тебя рада.