– Что ж, тут я тебе не советчик, – сказала я. Я потянулась через стол, хотела коснуться ее руки и утешить ее, но не смогла. Не осмелилась. Она казалась такой далекой и глубоко ушла в себя. – Я всегда буду рядом и поддержу тебя, но если ты просишь моего совета, я не могу тебе помочь – ты должна сама найти ответ. – Просто радуйся, взмолилась я про себя. Разве можно влюбиться и не позволять себе хоть немного порадоваться?
Молодого человека Нассрин звали Рамин. Я несколько раз его видела – в первый раз на презентации моей книги о Набокове. Он был магистром философии и преподавал в университете на полставки. Они с Нассрин познакомились на конференции; он выступал с докладом, и после конференции они разговорились. Мне хотелось спросить, была ли это любовь с первого взгляда, сколько времени прошло, прежде чем они признались друг другу в своих чувствах. Целовались ли они? Мне хотелось выяснить все эти подробности, но я, разумеется, спрашивать не стала.
Когда мы выходили из кафе, Нассрин неуверенно произнесла: а вы согласитесь сходить с нами на концерт? Какой концерт, спросила я? Выступают студенты Рамина. Мы можем достать билеты для вас и вашей семьи.
12
12
«Концерт» надо было бы поставить в кавычки: в Иране подобные культурные мероприятия являлись пародией на настоящие концерты и проходили или на дому, или в культурном центре, недавно построенном муниципалитетом на юге Тегерана. Концерты были предметом ожесточенных споров: их проводили с соблюдением многочисленных ограничений, но несмотря на это, в правительстве многие считали их порочной практикой. За ними пристально следили и разрешали выступать в основном самодеятельным коллективам вроде того, который мы пришли послушать тем вечером. Но зал всегда был полон, билеты распроданы, а сам концерт неизменно начинался с опозданием.
Биджан не хотел идти. Он предпочитал слушать хорошую музыку дома в уютной и приватной обстановке, а не мучить слух посредственными живыми выступлениями, которые неизменно сопровождались длинными речами и оскорблениями в адрес пришедших. Но в конце концов дети заразили его своим энтузиазмом, да и я его уговорила. После революции почти все публичные мероприятия – кино, концерты, дружеские посиделки в кафе и ресторанах – переместились в дома и квартиры. Выбираться из дома было приятно всегда, даже на такие несуразные мероприятия.
Мы встретились у входа. Нассрин нервничала, а Рамин стеснялся. Он был высоким и худощавым, на вид тридцати с небольшим лет, похож на вечного студента-аспиранта: красивый начитанный мальчик. Я помнила его уверенным и разговорчивым, но сейчас, когда его представили нам в новой роли, он словно лишился своего обычного красноречия и желания говорить. Я поблагодарила его за приглашение, и мы встали в длинную очередь, состоявшую в основном из молодых мужчин и женщин. Нассрин занялась детьми, а я внезапно оробела и стала расспрашивать Рамина о его занятиях. Лишь Биджан не ощущал неловкости момента. Он пожертвовал своим комфортом, покинув свой уютный дом в будний вечер, и не считал себя обязанным общаться.