– Поговорим о Греции, друзья, восславим ее стремление к прекрасному!

Глаза Мак-Феникса смеялись. О, он любил Грецию, в этом ни у кого сомнений не возникло, он преклонялся перед Грецией, пред колыбелью своей собственной религии, и его боги носили звучные, знакомые нам с детства имена.

Он снова улыбался, и я вдруг подумал, какого черта! Ведь существует мир, где он счастлив, где он видит явления и взаимосвязи, где А и В все еще вписаны в неведомое уравнение. Если мы не понимаем друг друга в реальности, если английский слишком сложен для выражения наших чувств и эмоций, мне нужно выучить еще один язык.

От теоремы Пифагора они так предсказуемо перешли к теореме Ферма. Если мне не изменяет память, они выдвинули одиннадцатый вариант эксклюзивного клубного доказательства.

Они не уставали играть с теоремой, костеря доказательство Уайлса, отказываясь его признавать.

Сто тридцать страниц, ему бы романы писать! Подумаешь, Шекспир нашелся. Позорище для чистой науки!

– Эй, коллеги, насколько я помню, он оксфордец.

– Что вы, док, он переметнулся в Кембридж!

Их бесило доказательство Уайлса. Такое сложное громоздкое доказательство. Такой изящной и легкой, такой доступной пониманию теоремы. Мезальянс, как называл это Дон, просто красавица и чудовище, королева и шут!

Они исчертили мелом большой монитор и пару столов, они выстроили компьютерную модель, сошлись на том, что это уже похоже на истину, и вдребезги разнесли предыдущие десять версий, еще вчера гениальных. Ферма для них был самым лакомым орешком, который никто не торопился разгрызть.

На следующий день я пошел к Дону и попросил простейший учебник высшей математики. Тот долго, но с явным интересом смотрел на меня, всем видом выражая недоумение. Так долго, что я осознал всю наивность собственной просьбы: и в самом деле, откуда в элитарном математическом клубе возьмется простейший учебник? В качестве талисмана на память о счастливом детстве?

И все же Зануда вошел в мое положение. Работать психологом в клубе, где каждый то и дело срывался на математические термины, пытаясь ими объяснить очередной ночной кошмар, дело нелегкое и требующее определенной подготовки. А ведь были и такие ситуации, когда пациенту снился косинус, оседлавший синус, и выходил у них такой котангенс, который шел танцевать по гиперболам, и как я должен был разбираться во всем этом бреде? Должен был я воспринимать его как чисто математический кошмар или разбирать на косточки по Фрейду, со всеми вытекающими выводами?

Дон послал курьера за пособиями и вызвался помогать мне с учебой. Я принял его помощь с благодарностью. Если учесть, что работы мне по-прежнему хватало, да плюс к ней я изучал иврит и основы религиозных направлений, готовясь к переговорам в больших играх, то голова моя неизменно распухала к вечеру, настолько, что я тупел на глазах, проваливался в странное апатичное состояние, и Курт, привычно оживавший к ночи, вытаскивал меня из клуба на руках, сажал в машину и вез на Беркли-стрит.