– Доктор Патерсон, – холодно и отстраненно сообщил он с вежливой улыбкой, от которой у меня свело челюсти, точно от стакана ключевой воды, – вы уже все сказали. И сделали все, что могли. Не трудитесь.

Я лихорадочно думал, стараясь хоть как-то унять рвущий сердце ужас, я пытался понять, что мне сделать, сказать, успеть прокричать, чтобы прекратить эту новую пытку. И не придумал, не смог собраться с мыслями. Спросил, хватаясь за соломинку:

– Милорд, в три у нас занятия. Мне вас ждать?

– Разумеется, доктор, я буду. Я даже хотел обратиться к вам с просьбой.

– Слушаю, милорд.

– Не могли бы вы ускорить созыв комиссии?

Нервы мои не выдержали, я быстро одолел разделявшее нас пространство (а его кабинет был воистину огромен и пуст), подошел к столу и спросил, не скрывая гнева и раздражения:

– Мечтаешь поскорее от меня отделаться, Мак-Феникс? Так знай: я работаю в этом клубе, я вложил уже достаточно сил и души, чтобы дорожить этим местом, и мне плевать, что ты один из учредителей! Я останусь здесь и буду мозолить тебе глаза, пока до тебя не дойдет, что нельзя играть людьми, точно куклами. Слышишь? Слышишь меня, сэр Курт?

Он поднял на меня глаза, и в них был пепел, не сталь, не лед, только пепел и усталость. И я скорее прочел в них, чем услышал, Курт даже зубы стиснул, чтобы не сказать, но глаза выдали его с головой, мысль была слишком отчетлива:

«Пошел вон, Патерсон!»

И я вышел от него, хлопнув дверью.

Занятие в три прошло как по маслу. Я даже подумал, что вот наконец-то все правильно, что так должно было быть с самого начала, с первого визита. Я стал врачом, психиатром; не парнем, которого с первой минуты пытались склеить, не другом, в угоду которому играли в послушного пациента, нет! Я стал профессионалом, к которому обратился профессионал; он четко отвечал на вопросы, выслушивал советы и строго следовал прописанной методике лечения.

И как же мне хреново было от моего липового профессионализма! Больно, Мак-Феникс, мне больно, запредельно, я почти умер, прекрати, останови это! Пощади!

***

Он старается не думать, просто не думать ни о чем, кроме работы. Уик-энд, проведенный по притонам, много алкоголя, каких-то мальчиков и подозрительного вида сигарет; Робби, буквально силой доставший его с очередного дна, где было хорошо, наконец-то хорошо, все-таки воздержание не идет на пользу; глумливый дом в Челси, но там – снова алкоголь, и мальчики, да, он ушел в отрыв, он веселится на всю катушку, гремит музыка, он танцует и чувствует рядом знакомое тепло, и губы на своих губах, ну, здравствуй, чучело, я соскучился по тебе, правда…