– А что, в самолете кидаться нельзя?

– Господь может услышать, тут как-то ближе.

– Ты меня пугаешь. А как же атмосфера, стратосфера, что там еще над нами? Во всех этих слоях Богу просто нет места, это царство Науки. Куда мы летим, Курт?

– К Альберте.

Итак, он подумал и об этом. Мы летели к Альберте Фредерике Райдер. Мы летели в Канаду.

– Поспи, Курт, я буду рядом.

– Всегда?

– В беде и в радости, в жизни и в смерти.

Он резко вскинул голову, окинув меня удивленным взглядом, но я ответил лишь наивной улыбкой:

– Спи, тебе нужно отдохнуть.

– Веришь, Патерсон, я тебя и после смерти достану.

– Верю, отчего не поверить. Ты кого угодно достанешь.

– Вот ведь пингвин ехидный!

Дальше все было как в бреду.

Таможня, правительственная машина, какая-то сумбурная, тряская, непрезентабельная поездка, мутные пейзажи, мокрый снег из свинцовых туч.

– В горах сейчас красиво, – заметив мое уныние, вежливо сообщил человек в пиджаке военного покроя, но без погон и каких-либо знаков отличия, просто по выправке и манере держать себя сразу угадывался чин не ниже полковника. – В горах настоящий снег, и можно кататься на лыжах.

От его неуклюжей попытки вести светскую беседу меня замутило с новой силой. Я отвернулся и стал смотреть в окно.

Потом был небольшой уютный домик на тихой улочке, и измученная, посеревшая, потускневшая девушка в темном платье, открывшая дверь. Я никогда не видел Фредди, разве что на глянцевых обложках, в свете софитов и в блеске гламура, но сразу узнал ее, и сердце мое сжалось, взяв на себя часть ее боли. Я не знал, кто придумал этот ход, это маленькое отклонение от прямой, сам Курт или все-таки Даймон, но едва я увидел Альберту, во мне что-то распрямилось, точно переломанный хребет заменили протезом, и вместо хрупких позвонков вставили звонкую сталь; голова вдруг прояснилась, ощущение было, словно я прозрел после полной слепоты, туман рассеялся и безумие отступило.