Он не понимал меня, совсем, мне становилось больно от одной мысли, что он
Я был не один.
Я действительно был не один.
Весь «Тристан» уже гудел, как улей, для меня работали гении, сделав личную проблему своего врача проблемой государственного масштаба, и мысль о том, что они это сделают, решат занятную задачку, и я точно буду знать, куда упал самолет, почему он упал, можно ли его поднять, отчего-то грела мне сердце. Да, черт возьми, я просто смогу кинуть охапку бордовых роз над ее великолепной, безбрежной могилой, и у меня будет точка на глобусе, место искренней скорби. Я снова сбивался на патетику, но я не хотел терять Мери, будто она, как чистый ангел, взяла и вознеслась, я был земным парнем и хотел нормальной земной, на крайний случай морской могилы, над которой можно пролить исцеляющие душу слезы.
Когда я обратился к Курту с просьбой указать на карте место его аварии, чтобы поставить там памятную табличку с именем Мериен Страйт, он посмотрел на меня больным обеспокоенным взглядом и сдал на руки Велли.
Веллиртон сделал для меня все, что мог сделать настоящий друг.
Я сказал ему, что Курт – это мячик в воде, он постоянно выскальзывает из рук, но при этом побуждает плыть за ним, догонять, ловить, действовать, не сдаваться, и когда удается поймать, наступает минута передышки, можно собраться с силами, вздохнуть, расслабить руки-ноги; и он снова ускользает, и так по кругу, но отчего-то спасительный берег все ближе, и все еще можно держаться на плаву…
В общем, эту длинную тираду Велли оборвал, задумчиво почесав затылок, потом принес бутылку виски и принялся методично меня спаивать. На запах к нам прибрел немного виноватый, немного побитый Роб, и мы нажрались, согласно классической схеме, на троих.
Я не сердился на Роберта, он не знал, что Мериен ангел, ему же хуже. И все его попытки вставить слово «падший» я игнорировал.
– Женись, Веллиртон! Потом захочешь, а будет поздно, станешь локти кусать!