На следующий день я получил новый мобильный телефон. Телефон, запрограммированный исключительно на Мак-Феникса, телефон, имеющий весьма странный укороченный номер, принимавший сигналы в заколдованном пространстве Стоун-хауса. Этого оказалось мало, и мой старый телефон непостижимым образом заработал, неровно, рывками, связь была скверная, но она была! У меня появился собственный макбук с выделенным выходом в Интернет, настроенный на прямой контакт с клубом, и на закрытом сайте «Тристана» у меня был личный кабинет, где я мог принимать пациентов и решать их несложные проблемы.
Иными словами, у меня появилась мобильная связь с любимым человеком и возможность работать, не покидая Дорсет.
Жить стало немного легче.
Макбук мне настраивал Тим, поскольку Курт с утра смотался в клуб; у меня просто физически недоставало сил ложиться в три, просыпаться в пять и провожать его на работу. Как он обходился двумя часами сна в сутки, остается загадкой до сих пор, но я напрасно уговаривал его лечь спать пораньше, отдохнуть, выспаться, он открытым текстом посылал меня и заваливал на кровать, не слушая протестов, он был точно одержимый, маньяк; меня пугала зыбкая грань между добрым, заботливым, почти влюбленным человеком и холодным психопатом, подмигивавшим мне, прежде чем затушить о себя (о себя!) сигарету. Я знал, что у лорда завышен болевой порог, и он просто не чувствует этой чертовой разницы, не понимает, как его игры могут причинить кому-то реальную боль, в то время когда он лишь слегка скривит губы. В те минуты, когда мы не занимались сексом, я подробно рассказывал, я раскладывал по полочкам в его сознании эти нехитрые истины, нежно, ласково, как объясняют ребенку, почему нельзя мучить котят, швырять камнями в хромого щенка и стрелять из рогатки по белкам. И реакция была та же, детская: они живые? правда? вау! я больше никогда-никогда!
Со своей стороны Курт также терпеливо объяснял мне, что всегда так жил, почти без сна, что это привилось с детства, когда ночь стала источником кошмаров и сексуальных фантазий, и проще было не ложиться спать совсем, чем раз за разом испытывать такие муки.
– Не переживай, Джеймс, – уговаривал он. – Послушай, если вдруг я стану задыхаться в таком ритме, я его сменю и буду спать целыми сутками, и ты сможешь заботиться обо мне, приносить кофе в постель или что ты еще намерен со мной делать?
Я заставлял его спать в уик-энд, укладывал в постель, устраивался рядом, гладил, шептал, стимулировал нужные точки, помогавшие расслабиться, и он подчинялся, он засыпал, в неизменном пингвиньем ехидстве своем умоляя не насиловать его во сне, он не хочет пропускать ничего интересного.