Я кивнул, в глубине души надеясь на подобный исход, и Гордон заскрипел наверху дверями шкафчиков и комодов.
– Святые люди эти Фариши, – пробормотал лакей, закончив осмотр. – Все на местах, все отстирано, отутюжено, как при хозяйке. Вот только пыль смахнуть, если позволите.
Я поднялся с кресла и похлопал его по плечу:
– Работай, Гордон. Только ответь: ты знал хозяйку?
– Нет, доктор Патерсон, откуда? Но я наслышан о ней от Фаришей, сэр.
Я покинул дом, оставляя его на попечение Гордона, взявшегося за уборку с энтузиазмом истого горца, приводящего в порядок родовое гнездо. Мне хотелось пройтись, а потому я взял свою кобылу под уздцы и неторопливо пошел вниз по дороге.
***
У озера, там, откуда замок был виден как на ладони, меня ждали.
В том, что ждут именно меня и ждут недобро, и сучковатые палки в руках отнюдь не помогают им в ходьбе, я понял как-то сразу, и у меня был шанс вскочить в седло, но мизерный шанс, крохотный, не настолько лихим наездником я был, чтобы показывать ковбойские трюки из вестернов, и стащить меня обратно было проще простого. Должно быть, поэтому я и не пытался, не играл в ковбоя, остался психиатром, лихорадочно обдумывающим ситуацию, пока делал последние пять шагов навстречу.
– Джентльмены? – как можно спокойнее задал я вопрос, предлагая интонацией разойтись и дать мне дорогу.
– Он! – уверенно заверил патлатый тип, вполне тянувший на вожака. – Точно говорю вам, парни: он! Вот этот сучий потрох, шлюха барская, с чокнутым милордом спит, жопу подставляет! Как ж ты, сучка, в рот берешь, коль убогий наш своих девок забыл, ебет только тебя? Можь, покажешь?
Пять подпевал несмело заржали над плоской шуткой и покрепче сжали дубье. Многовато их было для одного меня, шесть здоровых мужиков, не блещущих интеллектом, и словами не пробить, и рук не хватит. Разве время потянуть?
Я дернул повод, и норовистая моя кобылка, умничка, сообразила, послушалась, вроде как взбрыкнула и заартачилась, но заслонила меня и грозно фыркнула на обидчиков. Я не знал этой лошади, не знал ее возможностей, но пока кобыла играла на моей стороне.
– А мож, жопу мне лизнешь, сучка блядская? – не мог уняться вожак. – Вот прям здеся, туточки, я только штаники спущу? Подмоешь меня, лизунок, так и отпущу без переломов?
Это он напрасно затеял, сам лишь запачкался, дурень, уж что я умел в этой жизни – не обращать внимания на брань.
– Вроде ты из йоркширских, нет? – спросил я, копируя легкий акцент милорда, а потом рискнул перейти на гэльский, которому обучился у Курта. – Говор у тебя не наш, и слова незнакомые.