– Ты просто поиграй со мной, Джеймс Патерсон, доставь мне радость. Что нам осталось, кроме красивой игры?

Мы помолчали, по очереди затягиваясь трубкой. Табак был что надо, он помогал собраться с мыслями, он заставлял меня думать.

– Скажи, Курт, убийство можно описать математической моделью?

Он усмехнулся:

– Ты сомневаешься? Любое явление, физическое, физиологическое или нравственное можно описать набором математических символов. Что до серийных убийств, так это тот же ряд, последовательность, обусловленная набором факторов, заключенная в пределы, определяющие личностный мотив убийцы.

– Ты не боишься? Тот листок с формулами в книге…

Лорд посмотрел с интересом, немного хищным, но благожелательным:

– Недурно. В тебе есть все задатки, Патерсон, нет логики, но интуиция с лихвой заполняет пробелы. Учись, чем бы все ни обернулось, учись, обещай мне!

– Обещаю, но…

– Никаких «но». Листок сгорит, но даже если ты припомнишь все до единой цифры, что с того? Это лишь доказательство теоремы, скажем, Дреббера косвенным путем через теорию Швеббера. Тебе смешно? А зря. Ведь суд услышит другие имена, и корифеи заклеймят меня мечтателем, а молодежь сочтет новатором, но это будет совсем другая история.

– Курт!

– Да, Джеймс.

– Не надо!

– Глупости. Отчего ты не расскажешь мне об Анне? Отчего не закричишь: остановись, Мак-Феникс, там ловушка!

Я улыбнулся:

– Ну, вы хоть в этом обойдитесь без меня. Зачем, милорд? Ведь Анна знает, что ты жаждешь ее крови, и ты знаешь, что она это знает, вы оба готовите ловушки друг другу, и оба знаете об этом, и ловите кайф. Самим-то не смешно, игроки? Ты улыбаешься, милорд?

– Я рад, что ты немного взбодрился, мне нравится твой смех.

– А сам я тебе нравлюсь?

Курт ласково коснулся моей щеки губами, отвел с лица прядь волос:

– Очень. Стал бы я столько возиться. Все это видят, Джеймс, все, кроме тебя.