Мне почему-то все время вспоминался Тим…

Когда полицейские зафиксировали положение очнувшегося лорда на фотокамеру и мелом, как в дурных детективных фильмах, а также положение ножа, измерили все, что можно было измерить, и разрешили, наконец, поднять милорда с пола, Тим Питерс легко подхватил его на руки, чуть встряхнул и удивленно замер, сделал несколько шагов в сторону, развернулся вместе со своей ношей и внимательно осмотрел пол. Потом с недоумением, заметным только мне, уставился прямо на меня и чуть дернул плечом.

Инспектор был увлечен осмотром спальни Марии Стюарт, поиском потайного прохода, ведущего прямо в комнаты герцогини, а потому не обращал на Тима внимания; под строгими взглядами конвойных, Питерс понес хозяина прочь от страшного места, а я шел за ним и думал: не шприц ли с «Фениксом» искал охранник?!

И теперь, сжимая слабую руку Курта, я боялся даже представить, что Тим… Господи, верный, преданный Тим, которому Мак-Феникс доверял как себе, мог быть заодно с убийцей, мог быть тем самым убийцей! Или осмелился превратить в убийцу милорда. Что, если раз за разом, убийство за убийством, Мак-Фениксу вводили им же созданный наркотик и по его воле лорд творил ужасные вещи, выпуская на волю дремавшего в нем зверя, пробуждаясь в новом обличье, что, если оборотнем был он сам?

Боюсь, в тот миг я не мог анализировать и откровенно бредил, так сильно подействовал на меня вид крови, щедро разбрызганной по роскошным покоям, труп Анны, широко раскинувшей руки, точно распростертые объятья, ее изумленные остекленевшие глаза и, пусть не доверчивое, как у прочих жертв, но все же спокойное выражение лица.

Кроме трупа и крови в комнатах был относительный порядок, постель не смята, на столике в гостиной – бутылка вина и только один бокал рядом с блюдцем с надкушенным пирожным, что позволяло предположить, что пила герцогиня в одиночестве и не имела никаких сексуальных фантазий на этот вечер. Она просто устала и отдыхала с комфортом. Она была спокойна и расслаблена, хотя, вероятно, ожидала каких-то вестей. Рядом с вином на столе лежала книга и карандаш, леди делала какие-то пометки; я попытался прочесть, задавив в себе прижившийся ужас, пометки касались текста, но были нервными, неровными, не всегда логичными или додуманными, чувствовалось, что ей не давала покоя какая-то мысль, она не пугала, но держала в легком напряжении, в состоянии азарта; леди Анна ждала… Доклада о Курте, найденном в спальне Марии, в том самом месте, с кровавой пеной на губах, скрюченного, точно он бился в припадке, всего в синяках? «Совсем как в прошлый раз, в детстве, вы понимаете меня, милорд, о Господи, неужели болезнь вернулась, а мы так надеялись, что все позади!» Четко продуманный, сильный ход, даже я понимал это, она разом отыгрывала все утраченные позиции и заполучала в рабство Курта, давшего ей слово…