– Ох ты ж! – вылупился от удивления Гэб. – Джимми, ты это не рано ли? Да еще так…

– Гэб, это что, болезнь такая? Оно сводит меня с ума, я не знаю уже, как крутиться!

– Тихо, не кричи так, это нормально, и у меня бывает, у всех парней бывает.

– Что же мне делать? Я пробовал холодной водой, вроде спадает…

– Застудишься, не смей! Надо просто отвлечься. Ну, или рукой.

Я зажмурился и дернул трусы, освобождая свое пока небольшое, но уже напряженное, раздутое достоинство, и снова направил его пальцы:

– Не выходит у меня отвлечься. Покажи. Покажи, как рукой, Гэб!

– Джимми, я не должен… Нам нельзя этого делать. Послушай…

– Научи меня, помоги, ты видишь, мне плохо, мне страшно, покажи, как рукой…

И Гэб сдался. В ту минуту у него был только я. Я дарил ему свое тепло, я нуждался в помощи и защите, он совершенно не мог сопротивляться моему напору. Ему хватило нескольких неловких движений, чтобы я кончил в его ладонь, и это было сладко, куда слаще, чем держаться за руки: ощущать его прохладные пальцы на своем зудящем члене. И едва придя в себя, я попросил:

– Покажи еще раз, пожалуйста. Давай еще раз, Гэб!

Стыдно признать, но это я воспользовался ситуацией и совратил его. Именно я. А потом предал, проболтался и окунул во все это дерьмо. Он был старше и умнее, он понимал, чем это нам грозит. Он заклинал меня молчать, и я клялся, что буду молчать, только, Гэб, ну, пожалуйста, еще разик, всего один, здесь никто не увидит. И он мне подчинялся, ему выносило мозг, когда я его умолял. А еще когда я – я! – называл его «послушным мальчиком».

***

– Дальше дрочки руками у нас дело не пошло, – рассказал я за завтраком Йорку, – да в сущности, если подумать, в том возрасте мы и не могли позволить себе большего. Интуитивно мы понимали, что творим беззаконие, за которое автор сказки про Кентервильское привидение отсидел в тюрьме, а с героем, разгадавшим код Энигмы, и вовсе сделали что-то страшное. Мы знали, что нас тоже по головке не погладят. Гэб – он уже тогда был упертый парень, он сопротивлялся, как мог. Но он очень боялся потерять меня, как друга, поэтому смирялся с нехитрым дружеским сексом. Если подумать, он ведь всему меня учил, читать, уравнения решать, ну, вот еще и этому. Старший товарищ во всем. Такая ирония, Джей, он всегда хотел со мной дружить.

– Ты и вправду рано стартовал, если так, – проворчал Йорк. Мы, наконец, выбрались из моей одиночки и пили чай у него в кабинете. – Половое созревание в восемь лет, с ума сойти можно!

– Ну, это в генах. Отец был ранним, дед, говорят, тоже. Он в тринадцать лет вообще кого-то обрюхатил, стервец, это так бабушка Энн говорила и, знаешь, так зыркала на меня, точно и я был готов «брюхатить» всех подряд.