Хочу ответить, но сознание уходит, гаснет, ломается, мнется… Жеманная девица, а не сознание. Впрочем, что ему остается? На авансцену выходит боль, где-то вдали нарастает волна, поднимается, набирает силу, катит, катит, опрокидывает на острые скалы, топит…

Казалось бы, давно пора привыкнуть к боли… любой… есть ли у боли дно?..

– Давай-ка ты не будешь отключаться, как красна девица, док? Не подводи меня! Пора уже привыкнуть к боли, он по-другому не умеет, все через боль, садизм, унижение. Колодки проклятые! И препарат. Испытывал, сучара! Сожги дом! Разведись! Ляг под меня! Думаешь, бред, иди ты к черту, выныриваешь – а от жизни одни угольки. Только… слово такое умное есть: толерантность! Слышал? Привыкание! Он наигрался и забыл про меня, и мне приказал забыть. А я вот не забыл, потому что привык!

Привкус железа… Кровь, полный рот крови от усилия. Страх, не хочу умирать, не хочу, хочу уничтожить эту гадину, задушить, но жить! Жить…

– Он не придет, сержант…

– Придет. Как миленький придет и убьет нас. Сначала меня, бац – и нету Метвина, и глазом не моргнет! Ну а потом, не обессудь, тебя. Жаль, не увижу, как он убьет тебя, своего сладкого Джимми, ему-то ведь жить надо, а ты снова все испортил, за что ж ты его так любишь, как пес, будешь ведь подыхать и улыбаться. Ну и на хуй, он убьет нас, а мы ему ручкой с Небес помашем, жертвы невинные, а, Джеймс? Мы ему помашем, тут его и сцапают!

– Слайт все поймет! Слайт верит ему!

Смех.

– Джеймс, мне будет тебя не хватать. Фрэнк верит мне, я у него под носом Софи Даньер зарезал, и что? Делов-то, разок переспать с человеком. Ты так завел его своим бурным романом, его же раздирало от любопытства: каково это? Ебать Джеймса Патерсона в жопу – каково? А тут по пьянке Метвин подвернулся, и его трахнуть в жопу получилось круто! Немного виагры в пиво – и на всю ночь фейерверков. Стыдливое утро: извини, бывает, слушай, у меня семья… Ха! У него семья! Отнять у Фрэнка семью – раз плюнуть, и он это знает, он не посмеет мне не верить. Он спит со мной, твой Френсис Слайт, спит и все время боится. Ох, да не отключайся ты, Патерсон, время звонить другу!

***

Больно. Пора привыкнуть… а не привыкается. Она все время разная, боль. Его голос, холодный как сталь, возле самого уха. И от этого захлестывает новой волной.

Шепот в трубку: не слушай его, Гэб, не смей!

Я люблю тебя, Гэб. Это ловушка! Не смей! Живи!

Мрачный яростный удар ногой.