– Сука! Так хочется умереть? Десять ударов в сердце тебе подавай?!

Возня. Откуда взялись силы, чтобы вцепиться в нож, оставляя его в ране? Откуда взялась ясность в сознании? А пистолет на полу? Мой пистолет, я уронил, совсем недалеко, я сейчас, мне только руки от ножа нельзя отпускать, но нужно дотянуться, выстрелить, спасти Курта!

Метвин тоже видит пистолет. Он отпускает меня и тянется за…

…Нужно сделать это. Выдернуть нож и ударить убийцу, или метнуть в него, как получится… спасти Курта…

Выстрел. Еще один. И еще. Метвин с моим пистолетом в руке падает навзничь, и в него летят все новые пули, раз, два, вся обойма, в голову, в грудь, между ног, снова в голову.

Я держусь за нож, я помню, что должен его вынуть и метнуть в маньяка, но лишь плотнее прижимаю к ране ладони. Выше меня, выше моих слабых сил. Хочу жить.

Удается лишь повернуть голову. Удается улыбнуться и сморгнуть слезы.

В дверном проеме стоит Курт Мак-Феникс.

Я так счастлив его видеть, что забываю про боль, про ужас, про жизнь, уходящую из меня с каждой новой секундой. Про Метвина.

Но он помнит про Метвина, мой Курт. В его руке пистолет, он подходит к сержанту и всаживает последнюю пулю в сердце, в десятку, спокойно, как в тире. Кидает беспокойный взгляд на Нелли Томпсон. Она еще жива. Она что-то шепчет, и Курт кивает в ответ.

Теперь он смотрит на меня и опускается передо мной на колени.

Мой Курт. Мой Гэб. Не кайся, здесь нет твоей вины.

Сделай это, пожалуйста, Курт. Сделай быстро. Мне уже почти не больно.

Страшно, да, умирать всегда страшно, сделай это с поцелуем, я всегда предавал тебя с поцелуем, закрой мой счет. Я как в тумане, в моем тумане, мне не по себе, трясет, знобит. Ты протягиваешь руку, и я невольно дергаюсь, но это ничего, рефлексы, я знаю, ты должен убить меня, это твой шанс выбраться из ловушки. Чтобы вырваться из капкана, нужно отгрызть угодившую туда лапу, тебе тоже будет больно, но ты спасешься. Только не мучай меня, мы причинили друг другу достаточно боли, хватит, пожалуйста, хватит…

– Неслух ты, Джимми, – шепчет Курт, и в голосе легкая дрожь.

– За это и любишь, – шепчу я в ответ, из уголка рта предательски срывается алая капля.

– За это и люблю, – не спорит Курт и ловит каплю губами. Мой рот полон крови, он пьет эту кровь, и от его поцелуя сердце на миг оживает, бьется чаще, что-то такое происходит внутри, и хочется жить с новой силой, и верить, и слышать его «люблю» снова и снова.

– Прости, – шепчу я. – Доигрались мы оба? Глупо…