— Потому, госпожа, что эти столики для экипажа, а там — для пассажиров. Мы не просто питаемся отдельно, — «поскольку даже для меня цены на ваши экзотические блюда запредельны!» — мелькнула мысль, — мы еще и не являемся… м-м… приятными собеседниками.

— Об этом судить предоставьте тому, кто служит развитию, служит уму!

Капитан внешне оставался совершенно спокоен. В конце концов, это его работа, за которую деньги платят. Но, как назло, его жена просто обожает стихотворные романы о любви. И если удастся выпросить у этой дамочки файл с автографом…

— Возможно, вы правы. Себя судить всегда тяжело.

— Тогда мы зовем вас на наш скромный пир. Ведь вы — наш герой. Вы — наш звездный кумир! — знаменитая писательница Бриллиантина Перламутровая прижала руки к груди.

— Госпожа… Перламутровая, — капитан старался быть предельно вежлив, разрываясь между долгом, любезностью воспитанного человека и мужа поклонницы дамских романов. — Поверьте, я тронут уже не только тем, что прославленная писательница…

— Что? — женщина задохнулась от возмущения, и сквозь толстый слой грима проступили розовые пятна гневного румянца. — Писательница? Да как вы смеете? Вы… вы… неотесанный мужлан! Невоспитанный, необразованный тип! Махровый шовинист! Сексист! Самец! Хам! Быдло!

С каждым воплем ее крики становились все громче и громче, невольно привлекая внимание не только соседей по столикам, но и публики в вип-зоне, а также официантов. Несомненно, что и охранники, бдящие возле камер видеонаблюдений, тоже навострили уши — полет протекал в штатном режиме, скучно, и подобное развлечение пропустить никому не хотелось. В иное время капитан сам бы с удовольствием прильнул к экрану, но сейчас его сделали главным героем этого реалити-шоу. Что для военного его класса неприемлемо.

— Госпожа… хм… Перламутровая, — он еле дождался, пока в ее экспрессивном монологе появится пауза, — не соблаговолите ли вы объяснить, чем вызвана ваша столь… бурная реакция?

Она несколько раз глотнула воздуха, щелчком пальцев подозвала официанта, выхватила у него с подноса бокал с каким-то напитком — тот нес его к соседнему столику, но не посмел ослушаться — в два глотка осушила, с милой улыбкой вернула пустой бокал и отчеканила, от негодования то и дело сбиваясь на прозу:

— Вы назвали меня «писательницей»! Даже не писателем, увы! Вы разум брали у кого взаймы? Вы подчеркнуть осмелились мой пол! Унизить вы меня хотели этим! Серьезней оскорбления на свете я не слыхала. Никогда! Я не прозаик — слышите? — презренный! Слагать стихи — высокое искусство, не каждому оно дается в жизни, а прозой говорить умеют все! И даже вы, обычный человек, со мною изъясняетесь презренной прозой! — палец с накладным ногтем, украшенным стразами и росписью, уперся капитану прямо напротив сердца с такой точностью, словно великая Бриллиантина Перламутровая в юности работала наемным убийцей. Он даже вздрогнул.