Нико, заведя Маркуса в служебный кабинет, подвинул кресло и усадил его за стол. Придвинув поближе телефон, стоявший на испещрённой царапинами лакированной поверхности стола, Нико налил немного кофе в чашку и поставил её перед Маркусом.
— «Я прогуляться схожу», — сказал он. — «Минут на десять. Позвони своей девушке. Чтобы дозвониться в город, перед номером сначала набери цифру “8”. Выпей кофе, а затем я отведу тебя обратно».
Маркус взглянул на Нико так, словно бы тот с ума сошёл.
— «Я не могу этого сделать», — сказал он.
— «Можешь и сделаешь», — ответил Нико.
Нико решил, что стоит лишь ему покинуть комнату, и Маркус секунд через десять уже передумает. Захлопнув за собой дверь, Ярви специально принялся громко топать, чтобы Маркус услышал, как он удаляется по коридору. Нико решил провести эти десять минут на потёртом кожаном диване возле служебного туалета, откуда он также сможет наблюдать за входом и вовремя остановить Кэмпбелла, если тот вернётся. Псы вновь залились лаем, который доходил до Ярви сквозь решётки и стены. Порой лай собак напоминал просто шумную беседу, а иногда был столь неистовым, что в нём прямо слышалось желание разорвать заключённых на куски. В некоторые моменты лай становился прерывистым, будто бы псы спрашивали друг у друга, что сейчас происходит, и куда все подевались. Парментер, казалось, их даже понимает. Он был единственным, кто соглашался спускаться к псам.
— «Ну как, нормально всё?» — спросил Нико. — «Письмо твоё она получила?»
— «Я не стал звонить», — ответил Маркус. — «Но всё равно спасибо, я ценю твои старания».
— «Чёрт, почему не позвонил-то?»
— «Я не могу так с ней поступить».
— «Ей сейчас только и надо, что поговорить с тобой».
Маркус, не поднимая головы, одарил Нико лишь взглядом.
— «Она мне больше не пишет», — ответил он вдруг таким тоном, будто бы вновь стал сержантом, а Нико был глуповатым новобранцем, которому всё разжёвывать надо. — «Если она нашла себе кого-то другого, то ей сейчас меньше всего надо, чтобы такое жалкое хуйло, как я, звонило ей, заставляя чувствовать себя виноватой в том, что решила жить дальше».
— «Но ты ведь написал ей», — возразил Нико, который совершенно не понимал Маркуса.