– Обморозил? – догадалась Иррэн.

– Нет.

– А что тогда?

Он медленно выдохнул, утомлённо прикрыл глаза. А когда вновь перевёл их на Иррэн, в его взгляде, как ни странно, не было и тени раздражения.

– Снег, – произнёс он так, будто бы это было исчерпывающим объяснением. – Ненавижу чёртов снег. И холод. Это нервное. Пройдёт. Скоро.

Иррэн заинтересованно приподняла бровь, но Кристоф уже досадливо отвёл взгляд, будто признался в чём-то постыдном.

– Я знаю только два способа лечить нервы, – Иррэн села на полу, скрестив под собой ноги. – Либо нахерачиться до беспамятства, либо от души набить кому-нибудь морду. С последним помочь не смогу – я сегодня не в форме. Так что голосую за первый вариант.

Кристоф не ответил. В какой-то момент Иррэн даже показалось, что он и вовсе не услышал её, погрузившись в собственные мысли. Но, к её удивлению, через минуту-другую он всё-таки потянулся к ящику и извлёк из него бутылку. Откупорил, сделал долгий глоток.

– Пить коллекционный шестидесятиградусный коньяк из горла – всё равно что нюхать цветы, стоя по пояс в чане с дерьмом, – заметила Иррэн. – Вроде и можно, а удовольствие сомнительное.

– А тебе я и не предлагал.

– Ну, так предложи, – она решительно поднялась. – Выхлебать у меня на глазах мой же бренди – это было бы слишком по-мудацки даже для тебя, – она устроилась на краю стола. – К тому же надираться просто так скучно. Давай сыграем в игру. Вопрос-ответ. Правила проще некуда: один задаёт вопрос, другой отвечает. Правду. Хочешь отказаться от ответа – пьёшь. Не ответил на два вопроса подряд – на третий отвечаешь без права отказа. Задавать один вопрос повторно нельзя. Ну? Играем?

– Напомни-ка, что ты там говорила про «меньше знаешь – проще убить»? – на мрачной физиономии Кристофа наконец-таки появилось подобие усмешки.

Иррэн неопределённо хмыкнула.

Она и так знала гораздо больше, чем следовало бы знать. Знала вкус его губ и запах его кожи. Знала на ощупь чуть заметную паутинку морщинок вокруг его глаз. Знала, что эти глаза могут быть совсем разными: от примораживающего к земле холода до раскалённого жара взрывающейся сверхновой. Знала, как вздрагивают светлые ресницы, если коснуться их губами. Знала, что во сне две вертикальные складки над его переносицей разглаживаются, придавая лицу спокойное и расслабленное выражение.

Если кому-то вдруг пришло бы в голову назвать Иррэн сентиментальной, она бы жестоко высмеяла его. А потом прострелила бы башку. Или в обратном порядке.

В том, что она чувствовала сейчас, не было ни грамма сентиментальности. Было нечто другое: окончательно и бесповоротно исключающее слово «проще».