– Действительно, – усмехнулся Лан, выразительно глядя на уже ополовиненный винный кувшин. – Вот и мне интересно – а как же ваша работа?

Кривой сплюнул, признавая поражение, и смолчал.

Зато подал голос Нин.

– А что они на меня напали, когда я в патруле был, им за такое ничего не будет? – проохал он, пытаясь кое-как подняться с земли.

Получалось, надо сказать, плоховато. Все-таки пинок ему достался основательный. Да и морду замесили изрядно – она быстро вспухала, как тесто в квашне. Глаза вовсю начали заплывать, превращаясь в щелочки. Но в этих щелочках уже не было и следа недавнего мутного безумия. Зависти и злобы в Гусаке всегда было хоть отбавляй – но даже и они не могли сравниться с его трусостью. Надо же, как просто вышло его окоротить – всего-то и дела, что ввалить пару раз по физиономии и под зад. Этого оказалось довольно, чтобы выбить из него злобную дурь – и напомнить, что за исполнение иных желаний можно огрести куда как тяжкие последствия.

Конечно, Лан все равно будет присматривать за Нином. На всякий случай. Но сейчас опасность миновала.

Хотя зрелище, что ни говори, противное…

– Это тебе ничего не будет за превышение. Пока. Если будешь наперед вести себя смирно. Еще один такой фортель, и тебе припомнят сразу оба. Да, и дубинку подбери, – сдержанно произнес Лан. – Казенная все-таки…

Деньги, если они не заработанные, а найденные или дареные – материя ненадежная. Легко пришли, легко и уйдут. И скажи еще спасибо, если за компанию часть трудовых не сманят. Нет, чтобы такие деньги в доме удержались, их надо «привязать». Одну монету, причем непременно серебряную, положить на домашнюю божницу – для богов и духов. И не тратить ее никогда. Сколько совесть велит, отсыпать в квартальную копилку, из которой беднякам выдается вспоможение. Часть денег непременно потратить в тот же день на подарки. Можно и на себя тоже, на это запрета нет – но меньше, чем на подарки. Часть – на угощение для друзей и соседей. А остальное отложить и не трогать как можно дольше. Только тогда нежданные деньги приживутся в доме.

Ласточка времени даром не теряла. Первым делом отнесла один золотой в меняльную лавку – и, надо сказать, порядком ошалела от веса кошеля, оттянувшего ей руки после обмена. Да и есть отчего ошалеть: золото – это все-таки что-то не столько из действительного мира, сколько из области сказок и фантазий. В золото поверить трудно – даже если оно твое. А вот серебро… особенно если к нему привык так недавно, а большую часть жизни прожил на медь… серебро заявляет о себе властно, и его тяжесть реальна и неоспорима. Забияка только теперь окончательно поверила в свалившееся на нее внезапное богатство – хотя настоящих его размеров так пока и не осознала. Они просто-напросто не помещались в рассудке. Но это было богатство, а не обычный достаток – и в квартальную копилку Забияка еще по дороге домой отсыпала щедрой рукой.