– Муж сейчас в отъезде, – холодно и надменно произнесла Бирюзовый Браслет. – По торговым делам. Так что вы можете быть свободны и удалиться.

Занятно. Нет, и в самом деле – занятно. С чего бы это купчиха командовать им вздумала? Возомнила себя начальником сыскной управы?

Ну, это она зря…

Шан, само собой, и не подумал удалиться. Наоборот, он сел в кресло и неторопливо устроился в нем поудобнее.

– В таком случае мне нужен ваш пасынок. Весенний Лист.

И вот тут жену купца прорвало.

Верхняя губа поехала выше, обнажая ровные зубки, рот так и распялился, пальцы скрючились… эк она в подлокотники-то вцепилась – и втроем не оторвешь!

– Знать не знаю, где это пащенок! – прошипела Бирюзовый Браслет. – А знала бы, шкуру бы спустила!

Так-так. Ну, и где наши изящные манеры?

– Он сына моего со двора свел – и с концами!

А вот это уже серьезно.

– Давно? – мигом подобравшись, спросил Шан.

Бирюзовый Браслет не ответила. Она жадно глотала воду, поданную ей Куницей.

Не худший предлог, чтобы смолчать – или хотя бы выиграть время. Но Шан не собирался отступаться.

Он продолжал смотреть на озлобленную женщину – и его взгляд требовал ответа.

– Да уж дней десять как, – неохотно произнесла домоправительница.

Ничего себе!

И дураку ясно, что Весенний Лист для мачехи – бельмо на глазу, и любит она его, как рвотную настойку. Помри мальчишка – она и слезинки не прольет даже для приличия. Хорошо еще, если не спляшет на радостях. Но родной сын – дело иное. Он ей дорог. И это наверняка о нем она плакала перед приходом сыщика.

Любящей матери не в кресло бы вцепиться, а в сыщика. И умолять его найти родную кровиночку. А она не просто не умоляла, она и сболтнула-то случайно. Сорвалось с языка.

И это как минимум странно.