Мать выехала на улицу, движение по которой было запрещено. Потом резко свернула в поперечный проезд, выключила двигатель и стала ждать, пока полицейские машины проедут мимо, чтобы ей можно было повернуть назад.

– Я уже не смогу спрятать вас у себя. Вам надо укрыться там, где полицейским вас не найти.

Мать выбрала точное направление. На запад. Что-то зеленое, потом еще. Вдали показались деревья, сомкнувшиеся в плотные ряды, точно солдаты, – по мере приближения их становилось все больше.

Лес.

– Отец твой говорил, что, будь у него серьезные трудности, он отправился бы только туда. «Деревья защищают тех, кто вежливо их об этом просит», – говаривал он. Не знаю, Жюли, успела ты заметить или нет, но отец у тебя был потрясающий.

Она остановилась и протянула дочери пятисотфранковую купюру – какие-никакие, а все же деньги.

Жюли покачала головой.

– В лесу деньги ни к чему. Я дам о себе знать, как только смогу.

Они вышли из машины, и мать махнула рукой.

– Не утруждайся. Живи, как знаешь. Если я буду знать, что ты на свободе, это уже будет мне наградой.

Жюли не знала, что сказать. Бросаться оскорблениями и подбирать резкие выражения куда проще, чем реагировать на такие слова. Женщина с девушкой расцеловались и крепко обнялись.

– До свидания, Жюли!

– Вот что, мама…

– Что, доченька?

– Спасибо.

Прислонившись к машине, женщина глядела вслед девушке и юноше, которые вскоре скрылись за деревьями; затем она села за руль и тронулась с места.

Машина скрылась за горизонтом.

Жюли с Давидом углубились в мрачное растительное царство. Им казалось, что деревья встречают их как беженцев. Может, в этом и заключалась глобальная стратегия леса. Он боролся с родом человеческим, беря под защиту его изгоев.

Чтобы ненароком не нарваться на преследователей, юноша выбирал самые неприметные тропы. Внимание Жюли вдруг привлек крылатый муравей, который давно следовал за ними. Она остановилась – насекомое, пролетев сперва у нее над головой, потом облетело ее кругом.

– Давид, похоже, этот крылатый муравей к нам неравнодушен.