И нечисть с визгом бросилась прочь, начала забиваться по углам, отпихивая, расшвыривая друг друга.

— Музыкант! — послышался вопль, в котором был ужас.

— Музыкант! — вторили ему вопли, полные отчаянья.

— Сматываемся, — крикнул Лаврушин.

Друзья кинулись в освободившийся проход, выбежали во дворик.

— Кони, — мазнул рукой Степан.

Он попытался красиво, как в фильмах, вскочить на осёдланного чёрного коня. Конь заржал, ударил копытами. Степан шарахнулся в сторону.

— Оставь его! — прикрикнул Лаврушин, с кряканьем отодвигая тяжеленный засов.

Действительно, наездники из детей мегаполиса были никакие, так что и заморачиваться с гордыми животными не стоило.

Они выбежали за ворота и кинулись в овраг. Всё вокруг было против них. Земля скользила. Ставшая жёсткой трава цеплялась за ботинки. Лес пришёл в движение. Деревья махали ветками, будто жалея, что не в силах вырвать корни и шагнуть на тропу. Из чащи разносились чавкающие звуки, в которых сквозило ожидание и ненависть. Внизу серебрилось озеро, и от него исходила самая большая угроза. Над ним метались светлые, страшные силуэты и плыл тонкий зов — он тянул к себе песнями сирен.

Дыхание сбивалось. Сердце готово было вырваться из груди. Наконец, не в силах больше бежать, Лаврушин остановился и упал на колени.

— Не могу, — простонал он.

— Поднимайся. Погоню могут выслать.

— Вряд ли. Нечисть напугана больше нас.

— Куда нам дальше?

— Вперёд по дороге. В лесу нам не выжить.

Лаврушин сам себя пытался убедить в том, что за ними не будет погони. Но был уверен в обратном. Единственно, надеялся, что неразберихи, посеянной в таверне, хватит на некоторое время.

Дорога раздваивалась, петляла, растраивалась. Неожиданно лес кончился. Оборвался, как обрезанный. В свете полной луны открылись посеребрённые поля. Горизонт вздымался вверх чёрными неприютными горами. Космически звёздное небо рассекал готическими стройными линиями сказочный замок с высокими башнями и шпилями.

— Не хочешь попросить приюта? — спросил Лаврушин.

— Что-то неохота.