– Нет, – отвечал один из членов совета. – Я скажу, куда отправить данные, и через час у вас будут верные расчеты.

– Благодарю, – буквально кланяясь, сказал Говард, все так же не замечая робота-уборщика, что слишком медленно убирал кофейную лужу с пола, пока Люкс проверял каналы связи и бережно отправлял через Байрона все данные по этому звонку Франку Стелбахеру в отдельную папочку. Так каждый час появлялись новые файлы с уликами.

Контрабанда, наркотики, корпорация «Велборн», заводы Майкана и многое другое. Даже о том, что данные были отправлены на одну из военных станций, где уже успели получить «Азазеля» в обход бумаг и с нетерпением ждали испытаний.

О данном звонке Люкс доложил и Симону ранним утром.

– Сволочь, – только и сказал тот, тяжело вздыхая.

– Возможно, – сказал Люкс, не спешивший с оценками, – но что мне делать дальше. Условия изменились.

– Нет тут никаких перемен, – спокойно сказал Симон. – Любой ценой отправь ему работу обратно.

– Вы же понимаете, чем это может обернуться? – уточнил Люкс.

Симон понимал, но с ответом не спешил. Он снова вводил код и проверял работу самого важного для него иммунного чипа.

Оливер Финрер был все еще жив. Чип продолжал работать, и потому пальцы Симона сами собой сжимались в кулаки.

– Любой ценой не дай начать испытания «Азазеля», назови это моим приказом, но не позволь так уничтожить людей, которые мне дороги.

«Если жив Оливер – там можно выжить, а значит Лотар и Витур тоже могут быть еще живы», – думал он, не понимая, как можно разбрасываться подобными интеллектуальными ресурсами, как можно уничтожать планету, на которой точно есть те, кого туда даже не ссылали, уничтожить, только чтобы испытать какую-то нелепую бомбу. Для последнего подошла бы любая необитаемая планета, но им нужно было взрывать именно ЗиПи3. Это явно была политика. Это явно была машина, против которой нельзя восставать, но Симон точно знал, что никогда не простит себе подписи на проекте «Азазель» с резолюцией «испытания разрешаю».

Глава 45

Глава 45

Шеф умел просыпаться в нужное время. Для этого ему не нужны были будильники. Еще до своего ареста он научился вставать рано. Ему до школы надо было успеть сходить на пробежку, в душ и полноценно позавтракать. Понять тех, кто утром обходился сэндвичем или яичницей, он не мог. Ему всегда казалось, что если бы он так питался по утрам, то к полудню умирал бы от голода и ничего не соображал.

После ареста он тоже вставал рано и пытался заставить себя делать хоть какие-то упражнения. Привычка спорила в нем с отчаянием и все чаще проигрывала после двух-трех взмахов руками, но спать он не мог. Засыпая под утро, он открывал глаза на рассвете, потому что не мог иначе.