— Ух, какая сердитая! — сказал ботаник. — Так и вижу, как мы выходим из батальона и ведем бешеную рысь.

— А что твой Брагох Даолаг говорит о таких, как я? О трусах?

— Этайн…

— А потом… потом я приспособлюсь, — сказала эльфка. — Тебе ведь хочется знать мою подоплеку? Изволь. Я приспособлюсь. Уеду из Злоговара вместе с беженцами. Куда-нибудь, где на нас, остроухих, не смотрят как на париев. Хотя бы в Фаэдлин. Если, конечно, до них не дойдут слухи, что я предательница. Как получится. Вы вернете свой Великий Злоговар, а я — обрету новую жизнь. Я буду наблюдать, как моя родина, превращенная в пепел борцами за справедливость и свободу, возрождается. Вот только все, что я знаю и люблю, исчезнет. Но я иду на это, потому что стремлюсь сохранить свою шкуру в целости и сохранности. Выбрось свою кретинскую книжонку, тем более что она написана не гоблином, не эльфом. Что человек может понимать в нашей вражде?

Хилый покачал головой.

— Я тебе не верю, Морковка. Ты лжешь из упрямства и бросаешь вызов. Кому? Мне? Кроту? Сержанту? Глупо. Себе, может?

— Отвали. Дай мне попереживать, — огрызнулась Этайн. — Все-таки предаешь свой народ, свою расу и родину не каждый день. У меня нет опыта.

— Не верю, — повторил Хилый, вытягиваясь на траве. — Все равно не верю.

Он уже не смотрел на нее и не заметил, что Этайн метнула в него полный ярости взгляд. Эльфка обернулась на сидящего поблизости Крота. Тот пожал плечами. Брать эстафету у ботаника он не собирался.

На этом дискуссия исчерпалась. Хилый оборвал ее, не дав рыжей распалиться еще больше. Крот подумал, что ботаник поступил правильно. Никому эти споры, от которых только голова пухнет, не нужны.

Вернулся Сказочник. Он шел, почти не сгибая правую ногу, и лицо у него было страшным. Рот перекосился, глаза зло сверкают в глазницах и похожи на угли, подернутые налетом пепла.

— В общем, так. Чтобы не было вопросов в дальнейшем, — рыкнул сержант. — Мы тут вроде стали одной семьей. Подпехи по идее и должны быть такими, ибо опасность и общие цели не могут не сплачивать… И сегодня мы получили нового члена нашего маленького героического сообщества. — Сказочник указал на Этайн. — И надеемся, что принесем друг другу пользу во имя общего дела. Тьфу! Но это все дерьмовые высокие слова… а вот правда. Касающаяся меня.

Подошли Гробовщик и Шершень. Оба выглядели примерно так же весело, как сержант.

— Похоже, парни… и девки, я скоро откину копыта! — сказал Сказочник. — Еще в лагере я повредил ногу, наступив на осколок мины, который прорезал подошву ботинка. В рану проникла грязь, и с ней бы справился любой мало-мальски соображающий костоправ. Моей ногой занимался сам Ресница. По обычной медицинской части он дока, однако в магии не шарит. Суть в том, что я заразился некрофорой и запустил болезнь. Признаю, должен был сразу обратиться к Гробовщику.