— Страшно жить на белом свете, в нем отсутствует уют, ветер воет на рассвете, волки зайчика грызут, — продекламировал полковник и пообещал: — Не скулите, профессор, одолеем мы вашего Зверя. Справимся.

— Не бахвальтесь раньше времени, — посоветовал ученый. Не понравился ему игривый настрой Харднетта.

— А я и не бахвалюсь. Я утверждаю, — парировал тот.

Боррлом Зоке недоверчиво фыркнул:

— Вы, что ли, господин полковник, его одолеете?

— Почему бы и нет?

— В одиночку?

— Доведется — и в одиночку поборю.

Профессор в который уже раз окинул Харднетта оценивающим взглядом:

— Уж не вы ли тот самый Человек Со Шрамом, о котором говорится в Пророчестве?

Полковник пожал плечами:

— Кто знает, может, и я. Ничего о себе наперед знать невозможно.

— А где же тогда ваш шрам? — съязвил Боррлом Зоке.

— Шрам? — Харднетт на секунду задумался и, постучав по груди, ответил: — Он у меня на сердце. Вот такой вот у меня, профессор, там рубец! Так что считайте меня Человеком Со Шрамом. Я не обижусь.

— Хорошо, когда бы так, — вздохнул Боррлом Зоке. — Боюсь только, что поздно. Настолько поздно, что спасти нас теперь может лишь Всевышний.

— Спору нет, гарантированно спасти может только Бог. На то Он и всемогущ. — Закатив глаза к потолку, Харднетт какое-то время почтительно молчал. Потом опустил взгляд на ученого и, заговорщицки подмигнув, сказал: — Но дело в том, профессор, что в силу немереного могущества Бог занят решением более важных задач, чем спасение заблудших детей своих от сбежавших из инфернального зоопарка существ. Поверьте, Ему не до нас. Вот почему здесь я, а не Он. Так что, профессор, закройте глаза и представьте, что я — это Он. А представив, давайте как на духу: о чем еще не сказали?

3

Отпустил Харднетт уважаемого ученого только тогда, когда понял, что больше из него ничего не вытянешь. Боррлом Зоке, уходя, пожелал удачи. Так и сказал:

— Удачи вам, полковник.

Прозвучало искренне.