– Когда она разразится, мы будем в горах? – спросила Ревна.
– Нет, к тому моменту уже их пройдем.
Линне остановилась и перевела свой внимательный взгляд с кряжа на бежавшую перед ними тропинку.
– Все будет хорошо.
Ревна толком не знала, кого она пыталась убедить. Лицо Линне приняло выражение, свидетельствующее о том, что она никогда не сдастся первой. Но это не имело никакого отношения к окружающему миру и погоде. Их она не могла ни запугать, ни подчинить себе.
Даже если бы протезы Ревны были целыми, надежно пристегнутыми, дикие лесные тропинки были бы трудны для нее. Теперь же давление на культи уговаривало ее сдаться еще до того, как они ступят на горный склон и зашагают по вихляющей из стороны в сторону тропе, чтобы перевалить через горы. Каждое ее движение было направлено лишь на сохранение равновесия. Части протезов соприкасались друг с другом, но работать вместе не хотели. В кожу будто вонзилось множество крохотных шипов. И ради чего она вообще старалась вернуться домой? Ревна с усилием втягивала в себя воздух, каждый вдох и выдох напоминали ей:
Ревна шла первой, ступая очень осторожно, надеясь, что живой металл сделает все необходимое. Сосредоточилась на ногах и старалась не обращать внимания на крохотную волну надежды, вздымавшуюся каждый раз, когда их взорам открывался очередной поворот.
Грязь осталась позади, ей на смену пришла замерзшая земля, а та, в свою очередь, сменилась льдом. Когда у Ревны скользил костыль, Линне приходилось бросаться вперед и подхватывать ее, не давая упасть.
– Что-то они меня не очень держат, – сказала Ревна.
– Обопрись на меня, – вздохнула Линне.
Она обняла пилота за талию и прижала руку к ребрам. Поначалу ее прикосновение было робким, но когда они сделали шаг, хватка стала сильнее. Девушки медленно сообща двигали ногами. От Линне несло потом, грязью, немытыми волосами и застарелым дымом от костра. Ревна сомневалась, что пахнет лучше. Каждое движение причиняло ей страдания.
Когда она сжала руку в кулак, чтобы схватиться за шинель Линне, та прострелила болью. От фантомных болей в ногах хотелось плакать. Целый протез натер культю, расцарапав и без того ободранную кожу. У колена вздувалась длинная мозоль. Другая уже успела лопнуть. Сломанная нога хоть и цеплялась за лед, но культя по-прежнему выскальзывала, отклоняясь от центра тяжести. Протезы превратились в кандалы.
По краям шапки собирался пот и капал на воротник, замерзая на ветру. Вьюга приближалась, и воздух все больше густел. Но они преодолевали один метр, второй, а затем еще и еще. Затем достигли вершины, поначалу выглядевшей самой высокой, но на деле лишь оказавшейся обманом зрения – до главного горного хребта было еще идти и идти.