– Она ничего не умеет, ничего не знает о мире и о жизни, её били каждый день даже ни за что, а если была причина, то её просто истязали… Ей посыпали солью раны и ставили, связанную, коленями на битое стекло, ей ногти с рук срывали… Она не может пока избавиться от страха, она боится всех, даже женщин, поэтому с нею нужно обращаться очень… терпеливо и бережно, ты понимаешь меня?.. Я только вам доверяю, тебе и Моисею; только вам могу её оставить. Если вы, конечно, согласны. В замке слишком много людей, у неё не будет того уединения, которое её вылечит… И её придётся поместить, практически, в заточение, как узницу. А там она сможет бывать на свободе, гулять в тополиной роще, находиться у реки.
– Я, разумеется, согласна. Вы говорите, бедняжка беременна?.. На каком месяце?
– На шестом. – Гэбриэл подсчитал в уме, сколько времени прошло. Это был конец января… Точно, конец января. – На шестом, да.
– И её вот так… беременную? – Глаза Тильды увлажнились. – Ах, бедняжка! Что же она вынесла… Вы её из этого ада вытащили…
– Алиса ревнует её ко мне. – Сказал Гэбриэл решительно. – И не без причины. Этот ребёнок – мой. Но вытаскивал я её не для того, чтобы сделать своей наложницей, а для того, чтобы её спасти и вылечить. Она не должна больше быть ничьей наложницей!
– Конечно, мы её приютим. – Согласилась Тильда. – Как же можно, не протянуть руку помощи такой несчастной девушке! И ребёночек, мы его так же примем и позаботимся…
– Она боится родов. – Признался Гэбриэл. – Не знает, как это происходит, не знает, что с нею будет и как. Вы, как женщина, расскажите ей, что ли, объясните…
– Ну, конечно! Это же первый её ребёночек? – Уточнила Тильда, стиснула руки:
– Вот же бедняжка… Такая молоденькая, а столько уже вынесла! Помилуй нас, Бог и святая Анна! Как же такое можно, это же просто в голове не укладывается…
– Ей говорили, что она никто, как и мне, как всем там. – Гэбриэл прошёлся, постоял, постукивая по косяку. Ему хотелось пойти к Алисе и попытаться помириться с нею, но гордость требовала, чтобы она вполне осознала, до чего её поведение глупо и опасно. Её визг мог весь замок слышать! – Что её дитя – это выродок, как и она, неестественное порождение. Я хочу, чтобы прежде всего она перестала верить в это. Она ведь сама в это верит! Её заставили так думать, обращаясь с нею хуже, чем с животным. Она удивляется всему: что ей можно на нас смотреть, с нами разговаривать, что её не бьют. Она держится, но достаточно одного раздражённого взгляда или окрика, и всё вернётся. Вы будете с нею осторожными и терпеливыми?.. Я много прошу, я знаю, но кого мне ещё попросить? Я, разумеется, в долгу не останусь…