Вряд ли кто, кроме одержимого, такого, как Шторм, наверное, смог бы заметить взгляд, который метнула на какого-то незнакомого дайкина Габи, и ещё меньше – правильно истолковать её выражение при этом, мимолётное и противоречивое. Но Шторм, обострённым чутьём своим, и заметил, и угадал, и просто вскипел от ненависти и ревности. Присмотрелся к дайкину – прежде он его не видел, ни в свите Габи, ни с Хлорингами, ни среди рыцарей замка. Кто-то из гостей, от которых не протолкнуться стало в городе?.. Не зная этого, Шторм знал одно: когда-нибудь он убьёт и его. Однозначно – Габи и Иво, но сначала – этого щёголя с наглыми глазами!..
Приближалась суббота – канун акколады графа Валенского. Всё это время Гэбриэл постился, каждый день начинал в домашней церкви, и учил все свои действия и ответы священнику и отцу, который будет посвящать его в рыцари лично. В качестве священника вызвался выступить сам его высокопреосвященство кардинал Стотенберг, и в пятницу у него состоялся, наконец, важный разговор с Гэбриэлом, от которого тот до сих пор изобретательно и упорно открещивался.
Кардинал к этому разговору готовился очень тщательно. Он был умён, красноречив, и умел быть убедительным, а так же не раз общался со схизматиками и примерно представлял, как разбить любой аргумент и повернуть разговор туда, куда следует. Намерения у него были самые благие и бескорыстные. Он любил Гарольда, и искренне желал добра и ему, и его сыновьям. Он был уверен, что вера Гэбриэла усугубит проблемы этой семьи, которую и так обвиняют во всех смертных грехах, против которой и так в королевстве идет упорная война. Ещё и схизматик в семье, практически, еретик!
Но Гэбриэл сразу опрокинул все риторические выкладки кардинала, потому, что о догмах говорить не захотел, а спросил прямо в лоб:
– Вы подписывали Эдикт, ваше высокопреосвященство?
И кардинал запнулся и замолчал. Он знал, что схизматики Эдикт не подписывали, полукровок животными считать не захотели, охотно крестили их и не лишали никаких прав.
– Да. – Вынужден был он ответить. – Подписал. Я выбирал меньшее из зол…
– И какое же было большее?
– Прибытие на Остров папских послов, доминиканцев. Отлучение от церкви половины дворян Острова и его королевы, объявление брака ваших родителей недействительным, а вас – бастардами, и, в конце концов – инквизиция. Я верный слуга церкви, но инквизицию считаю злом и позором её во веки веков. Там, где есть инквизиция, Бога нет.
– Это всё и так вот-вот произойдёт.
– Но вы успели повзрослеть…
– Зато руки у нас связаны твоим Эдиктом по самые локти. И я не верю, что всё так уж было страшно. Нет, вы прежде всего боялись, что ВАС папа Римский сгонит с местечек ваших тёпленьких. В кардиналы шёл, боялся, что срежут на лету, а? Не подписал бы Эдикт – и хрен тебе, а не красная шапочка! Прости за грубость, но такой уж я есть.