Двое приятелей, прибыв в Блэксван, очутились прямо на пиру: праздновалось семнадцатилетие племянника Элоизы. Смайли был здесь впервые, и впервые же лицезрел знаменитую «деву», а вот Венгерт был её поклонником, не скрывая, что готов ради неё на всё, но увы! Ничего, кроме насмешек, субтильный граф от владычицы своего сердца не слыхал. Обожавшая фактурных самцов Элоиза звала его попросту «Дрищ», насмехалась и предлагала в постель на ночь «самую кудрявую овцу». Венгерт, внешне совсем не обиженный, отвечал, что готов и овцу, лишь бы она на это посмотрела.

– Фу, извращенец! – Фыркнула Элоиза. – Чего ждать-то от такого дрища?! Смайли, небось, овец не трахает, а, Смайли? – Их только что друг другу представили, но Элоиза уже общалась с ним, как с давним знакомым. Такой у неё был стиль.

– Если я расскажу, кого и как трахаю, ты слюной подавишься. – Мрачно ответил Смайли. Скотина и извращенец, он, тем не менее, был очень разборчив. Предпочитал изящных, робких созданий с большими глазами и нежной кожей. Такая здоровая, мужеподобная, горластая баба вызывала в нем внутренний инстинктивный протест. Он её не принимал не только головой и мужским своим естеством – он её спинным мозгом не переваривал. Такая баба оскорбляла собой сами основы миропорядка, каким они виделись барону Смайли.

А вот Элоизе он понравился – здоровый, с бычьим затылком и пустыми глазами, с мощными плечами и узкими бёдрами. Но вела она себя с ним, словно мальчишка-подросток при виде владычицы своего сердца: задирала его, поминутно дёргала, оскорбляла и провоцировала.

– Ой, да ладно! – Издала она губами пренебрежительный звук. – Поди, тщедушных пацанчиков в жопу «»бёшь? – И захохотала, стерва, глядя, как Смайли багровеет и машинально хватается за рукоять кинжала, но смотрит на её рыцарей, и сдерживается. А Элоиза сделала глоток можжевеловой водки, который сделал бы честь и здоровому мужику. Утёрла рот и обратилась к кузену:

– Ты чего там моему племяннику подарил, Конни, а? Рог?! Он подарил ему рог!!! Ха! Один из своих, а?! Йорген, ты мужик! – Она с силой тряхнула племянника, тощего долговязого кадыкастого парня, который, тем не менее, был достаточно длиннолицым, мосластым и большеруким, чтобы обещать превратиться со временем в крупную по-Свановски особь. – Ты понял?! Тебе семнадцать уже, мать твою! Я в семнадцать лет уже мечом вертела, как хороший мужик «уем, у меня на счету семнадцать убитых было, по одному на каждый год! А ты?! Да ты ещё даже свиньи не зарезал! А ну, – она встала, – пошли во двор!

– А ты уверен, – тихо спросил у Конрада Смайли, – что она – это… ОНА?