***

— Знаешь ты, каково терять близких людей? А потом видеть, как они предстают перед тобой? — спросил Ян, останавливая коней близко к краю дороги.

Я посмотрел на луну, прячущуюся в тенях облаков.

— Смотри, сын, эта ночь сегодня по-особенному красива. В одну из таких я познакомился с твоей матерью.

— Нет, не знаю.

Снег скрипнул под подошвами. Мерзкий хруст. Словно кости растираются друг об друга. Маленькие ледяные хрустящие косточки…

Я обошел карету. Позади нее была двустворчатая дверь, по бокам которой из дерева вырезаны красивые женские фигуры. Они тянули руки друг к другу, и пальцы, сплетаясь, образовывали замок со скважиной, и за который, ухватившись, можно было открыть двери. Ключ вошел идеально и, как только замок был отперт, утонул в скважине. С некоторым недоумением ухватившись за тонкие деревянные пальцы, я почувствовал, что они ухватили меня.

— Кто ты такой? — спросила одна из хранительниц, поворачивая свою голову ко мне.

— Ты чужак, — заявила другая, опуская деревянную руку мне на плечо.

Ничего не ответив, я разодрал их цепкую хватку и распахнул двери. Внутри было темно. Статуи все еще сжимали мои плечи.

— Отвечай, кто ты такой. Иначе убьем, — дерево прошило и без того дырявый плащ, впиваясь в плоть.

— Что бы я ни ответил, вы не поверите мне, — отрешенно бросил я, поднимая ногу и упирая подошву в ступеньку кареты. — Я пришел за тобой, родительница Матери. Перестань прятаться во тьме и выгляни наружу. Луна сегодня нежна.

Горбатая фигура на четвереньках выползла из темного угла. Я посмотрел на уродливое лицо старой женщины, на ее пустые глаза, в которых остался лишь контур чего-то некогда великого. Почему-то я думал, что у родительницы Матери глазницы будут так же закрыты кожей. Но ошибся.

Косматая голова наклонилась к плечу. Руки, превращающиеся в лапы, заскребли об деревянный пол когтями. Роба на теле, серая и перепачканная, колыхнулась под порывом сильного холодного ветра.

— Солнце, — зашептала старуха. — Солнце…

— Его здесь нет, — утешил я. — И ты никогда его не увидишь, клянусь тебе.

— Солнце, солнце… со-о-олнце… — повторяла вампириха, и я увидел в глазах ее бессознательность.

— Да, солнце, — со вздохом согласился я, осознав, что слово это сейчас лишено любого смысла и является лишь набором звуков, которые срываются со старческого языка, перепачканного в маразме. — Иди сюда, выпущу погулять.

Сняв с крюка на стене ошейник с прикованной к нему цепью, я молча застегнул его на замершей в полумраке шее. Худой и жилистой, как рука мертвеца.

— Это обязательно? — спросил Ян у меня из-за спины. — Садить старушку на цепь.