Смятение превратило ярость в глину в душе юноши, ибо любые остатки славы выглядели здесь извращением. Облаченный в кольчугу сику казался посреди жуткой толпы выходцем из легенды, блистающим осколком прошлого, отражающим натиск звероподобного и безрадостного будущего – доказательством исполнения предреченной судьбы.
Глянув вверх, юноша заметил, что на Главной террасе вдруг появился второй свет, нисходящий свыше, более яркий, чем сверкание священного меча. Еще он заметил широкую клеть, черную, как и в минувшие дни, – свет расположенного над ней глазка достигал края Ингресса. Он шагнул, чтобы обратить на нее внимание Ойнарала, но увидел Му’миорна, выбравшегося из какого-то жалкого сборища и прыгнувшего вперед для того лишь, чтобы заработать царапину на щеке, нанесенную волшебным мечом сику.
Свет потускнел, и во вдруг наступившем сумраке Сорвил заметил, что голова его возлюбленного светится, словно колба, наполненная фиолетовыми и сиреневыми лучами. Му’миорн отшатнулся, отступив перед ослепительным сиянием Холола, рухнул бледной кучкой на замусоренный камень.
Сын Харвила пошатнулся на краю…
И погрузился в объявший его былого любовника плач как в свой собственный.
O, Ишариол, лишь сыны твои творили себе кумира из лета, отвергая подступавшую к ним бесконечную зиму. Словно ангелы, шествовали они промеж вонючих и волосатых смертных людей. «Обратитесь к детям дня, – первыми возгласили они. – Наставляйте народ лета, ибо ночь приближается к нам. Умер Имиморул! И Луна больше не слышит наши победные гимны!»
O, Иштеребинт, лишь твои сыновья верили в людей, ибо Кил-Ауджас видел в них вьючных животных, a Сиоль – родственные шранкам выродившиеся копии самих себя, нечистые и низменные. «Убьем их, – кричали они, – ибо плодоносно их семя, и множатся они, как блохи, в шкуре мира!»
Но твои сыновья знали, твои сыновья видели. Кто, кроме людей, какой другой сосуд может вместить нектар их знаний, воспеть песнь их обреченной расы?
– Учите их, – воззвал благословенный сику. – Или сама память о вас канет в небытие.
– Му’миорн! – возрыдала составная душа, некогда бывшая Сорвилом.
Мрак венчал Главную террасу, и Му’миорн растворился в путанице теней. Холол вернулся в ножны. Жидкий свет проникал сверху. Сумрак кишел бледными тенями.
Ойнарал метнулся к нему: блистающая фигура перед жутким потопом – подскочил, обхватил за грудь. Юноша уже видел клеть, ее выпуклую тень, обрамленную жестким светом. Они проплыли за край поверхности, и пустота повлекла их прочь и долу.