Светлый фон

Невесомые, они устремлялись вниз.

Рука Ойнарала обхватывала его с надежностью виселичной петли, удерживала его, пока они раскачивались над пустотой.

Священной Бездной.

Он задыхался, падение мешало дышать. Он попытался вскрикнуть, непонятно какого безумия ради. Ойнарал сумел каким-то образом ухватиться свободной рукой за красно-желтую нимилевую цепь. Теперь они описывали головокружительный эллипс.

Обезумевшие недра выли вокруг.

Клак… Клак… Клак…

Клак… Клак… Клак…

Му’миорн…

 

O, Ишариол, что, если бы иначе сложилась судьба твоя? Стал бы другим сам мир, если бы Обители родичей твоих вняли тебе.

Ибо Подлые явились к людям в дебрях Эанны, принесли им то самое наставничество, о котором столь ревностно просили твои сыны. Подлые воссели на земле, кроя союзы с нелепыми человеческими пророками, под видом секретов нашептывали им обман, вплетали нить собственных злых умыслов в ткань их обычаев и верований. Подлые, а не Возвышенные, научили их записывать свои словеса и тем начертали чуждый злой умысел на самом сердце всей людской расы.

Подлые снабдили их апориями, оказавшимися бесполезными в шранчьих руках.

Что думали они, оставшиеся в живых сыны Сиоля, когда ничтожные людишки буйствовали в славных чертогах дома Первородного? Что думали они, оставшиеся в живых сыны Кил-Ауджаса, вернувшиеся с полей Мир’джориля и затворившие врата своей Обители?

Что думали они об этом последнем великом оскорблении, об этом злодеянии, учиненном уже побежденным врагом?

Что видели они, ошибку или еще бо́льшую несправедливость?

И тогда страсть Наставничества заново вспыхнула среди твоих сыновей, о, Ишариол, – второе их безрассудство! «Попечение мудрых, дабы устранить попечение Подлых!» Так объяснял первый сику вашему великому королю. И Кетъингира Прозорливец так лакировал свою измену, молвив Ниль’гиккасу: «Позволь мне послужить мудрости, которую заработали мы своей участью. Ибо среди них есть души, не уступающие мудростью нашим».

О да! Столь же глупые.

И столь же боящиеся осуждения.

 

Они раскачивались, скользя над Бездной, словно над пустотой самого небытия.