– Потрать свой последний вздох на молитву.
Она стала подлинной, преклонив перед ним колена, как делала еще маленькой девочкой. Всегда.
– За себя?
– За все.
Плач постепенно растворился в грохоте низвергающихся вод. Они все тонули: пузырек света в вязкой тьме. Сорвил изменил позу и сел на палубе напротив груды туш, головой – или точнее Котлом – отгородившись от света. Если Ойнарал и удивлялся его молчанию, то не подавал виду. Нелюдь, как и прежде, стоял на корме, опершись об ограду, – бледная тень, окутанная искрящимся облаком кольчуг. Быть может, и его посетило обманчивое и нежеланное прозрение. Может, и он ощутил, насколько грязны воды его ума.
Юноша откинулся на спину, не веря себе самому. Образ Сервы проплыл перед оком его души, и кровь в его жилах заледенела.
Перевозчик завел новый напев, тоже знакомый Амиоласу: эпическое повествование о любви на краю погибели. Сорвил повернулся к нему, вырисовывавшемуся силуэтом на фоне сияющего глазка. Существо, сотканное из дыма, растворяющегося в лучах солнца.
Слушая, Сорвил придремал, забыв о теле, одновременно прочесанном граблями и погребенном в глине. Наблюдая за Перевозчиком, он вдруг заметил, как закопошились у ног того тени. Он даже сперва решил, что видит кошку, ибо дома, на речных баржах, этих животных водилось без счета. Но тут первая фигура шагнула из тени Перевозчика в жуткую реальность.
Не далее чем на расстоянии его удвоенного роста на палубе стояла живая каменная статуя высотой не больше локтя.
Она изображала одного из несчетных вырезанных на стенах ишроев, одетых как Ойнарал, в изумительно тонко проработанный наряд, за исключением мест, случайно поврежденных в неведомой древности. Щербатое личико внимательно изучало Сорвила.
Он не мог вскрикнуть, не мог шевельнуться и так и не понял, что ему отказало: конечности или воля.
К первой присоединилась вторая каменная куколка, на сей раз нагая и лишенная верхней трети головы.
За ней последовала третья, потом другие. Выстроившаяся на груде свиных туш перед ним миниатюрная каменная нежить взирала на него мертвыми незрячими глазами. Следом уже приближалось целое воинство, выбивая маршевый ритм каменными ногами, ступавшими по деревянной палубе.
Над головой беззвучно пылал ослепительно-белый глазок, рассыпавший гирлянду крохотных теней от топающих ног.