И теперь это вот… это…

Извращение.

– Это Умалившиеся, – проговорил Ойнарал. – Чрез тысячу лет такими станут те, кто сумеет выжить в Хтонике наверху.

Постаравшись скрыть омерзение, юноша заметил:

– Они не плачут.

– На них снизошло то, что мы называем Мраком. За века, отданные переживанию своих воспоминаний, память их превратилась в пыль. Яркие переживания перенесенных ужасов тают, и наконец от них остается только непрозрачный темный туман, в который превращаются их души.

Ойнарал смолк, словно поразившись неким неизведанным знанием.

– Но ведь это же всего лишь еще один Ад – прямо здесь! – возмутился Сорвил. – Этот твой Перевозчик вовсе не творит добро, бросая им свои свиные туши. Допускать подобную низость непристойно! Человек на его месте позволил бы им умереть!

Сику замер возле борта. Потом отвернулся от сборища, бредущего по изъеденным временем камням, и глянул на призрачный образ, проступавший там, где следовало бы находиться лицу Сорвила.

– А что тебе известно об Аде? – спросил Ойнарал.

Вопрос удивил молодого человека.

– Как что?

Ойнарал пожал плечами.

– Мы отвергли твоих инфернальных Богов. Мы грешили.

– И что?! – возмутился юноша. – Что вам за дело до Богов?

– Однако Ад… нам есть до него дело. Дорог к забвению немного – они столь же узки, как прорезь под тетиву на конце стрелы, как выражался Эмилидис. Скажи мне, сын Харвила, кому решать, когда эти несчастные должны претерпеть проклятье?

Сорвил застыл онемев.

Ойнарал отвернулся, обвел освещенные глазком фигуры – от тех, что призрачными силуэтами находились сейчас перед ним, до тех, что рвали мясо и чавкали наверху.

– Наиболее грешны старейшие души, – продолжил он, – и печальнейшая из судеб ждет друзей и соперников того, кто их кормит. Перевозчик это знает, смертный, даже Мрак, – благословение в сравнении с тем, что ждет нас.

Сердце юноши дрогнуло от осознания, что мир вообще способен вынести подобную горесть, а тем более назвать ее меньшим злом. Мысль эта разила насмерть, кромсала еще одну часть его души.