Вот они – единственные подлинные псалмы, понял король Карасканда.
Так же как крепость Даглиаш была единственным подлинным храмом.
Он схватит Пройаса за руку, когда увидит его, схватит так крепко, что тот сморщится и не сможет даже разжать тиски его рук! Он не выпустит его и расскажет о том, чему становится свидетелем вот в этот самый миг – прямо сейчас, – и, что еще важнее, объяснит ему то, что ныне постиг. Он заставит этого дурачка увидеть всю суть той воистину бабской слабости, что осквернила его сердце, – этой его нелепой тоски по всему простому, чистому и ясному.
Да! Бог был пауком!
Но и люди, как они есть, – пауки тоже.
«Все вокруг, – крикнет он ему, – все жрет!»
Циворал, прославленное Сердце-в-Броне, твердыня твердынь, осыпалась в небо прямо у него на глазах. Как будто лезвие постепенно обрезало цитадель со всех сторон, но вот только булыжники и куски кладки вместо того, чтобы отвесно рухнуть вниз, взмывали вверх и вовне, прежде чем пролиться неслышимым в этом адском шуме каменным дождем на двор крепости. И он наблюдал, как ест его господин и пророк, наблюдал до тех самых пор, пока не исчезли, словно вырванные с корнями зубы, даже циклопические камни фундамента – кувыркаясь, они рухнули в небеса, – до тех самых пор, пока могучая цитадель Циворал попросту не перестала быть. Гванве схватила его рукой за окольчуженое запястье, но он не смог понять чувств, отразившхся на ее лице, не говоря уж о том, чтобы услышать ее слова.
Оглянувшись, он увидел это – огромную круглую яму в гранитной скале, легендарный колодец Вири. Циворал, при всей своей циклопической необъятности, была не более чем коркой, струпом, наросшим поверх глубочайшей раны… как и сами люди, возможно. Святой аспект-император не прекратил своих усилий; никакая пауза или уродливый стык не вкрались в его обволакивающую сущее песнь. Поток отшвыриваемых в сторону обломков, достигнув уровня земли, просто продолжился, так что теперь древний зев пролома, казалось, извергал наружу когда-то задушившие его руины, выплевывая в небо громадные черные гейзеры. Дыхание у Саубона перехватило от радостного возбуждения, от чувства, что он будто парит над стремительным и мощным речным потоком.
Головокружение. Им показалось, что земля поплыла у них под ногами, но затем она и в самом деле задрожала от гулких ударов. И король Саубон вдруг понял, что смеется, выставив наружу зубы на манер гиены. Мясо, грядет Мясо, – знал он с той разновидностью беспечного осознания, что свойственна пьяницам и свидетелям катастрофы. Гванве все еще держала его за руку. Неожиданное желание оттрахать ведьму переполнило его мятущиеся чувства. Он предпочитал избегать сильных женщин, но цвет ее волос был таким редким…