Все больше и больше шранчьих тел, скомканных и перепутанных, выкатывалось из морских глубин, образовав в итоге чудовищный затор, перекрывший все устье реки. Кое-где в этом изгибающемся, покачивающемся на волнах сплетении тел виднелись и светлые волосы. Сибавул Вака ступил на полузатопленные тела. Он шатался и спотыкался, словно только что начавший ходить карапуз, но тем не менее шел по этому огромному, мертвенно-бледному полю, каждым своим шагом поднимая тучи мух, разлетавшихся, словно ил и песок под ногами человека, ступающего по речному дну.

Люди рыдали, наблюдая это мрачное зрелище.

И следовали за ним.

Глава шестнадцатая Момемн

Глава шестнадцатая

Момемн

Говорят, что люди не случайно обращают свои молитвы лишь к Богам и мертвым, ибо лучше услышать в ответ молчание, нежели правду.

VI. Игра, будучи целостным воспроизведением целостного, жестока к случайным прохожим. Проиграть Игру – все равно что потерпеть неудачу в любви.

Середина осени, 20 год Новой империи (4132 год Бивня), Момемн

Честь пробудить ото сна благословенную императрицу Трех Морей досталась дряхлому Нгарау, великому сенешалю. Однако мамочка прогнала мешколицего евнуха, вместо этого решив понежиться в кроватке со своим маленьким мальчиком. И теперь он лежал в ее объятиях, притворяясь спящим, прижимаясь спинкой к нежному теплу ее груди, и исподтишка рассматривал пастельные пятна, разбегающиеся по украшенным фресками стенам, – отсветы утреннего солнца. Он не уставал удивляться тому, как его душа могла плыть и парить в ее объятиях – соединенная с ней, но невесомая и безмятежная.

Кельмомас знал, что она не считает себя хорошей матерью. Она вообще не считала себя хорошей в любом смысле – столь длинными и стылыми были тени ее прошлого. Но страх потерять своего, претерпевшего столько страданий сына (ибо как мог он не пострадать, после всего, что выпало на его долю) терзал ее как ничто другое. Он безошибочно определял все эти материнские страхи и опасения, всякий раз смягчал их и всегда обращал себе на пользу. Он частенько жаловался на голод, одиночество или грусть, рассчитывая вызвать у нее чувство вины и желание всячески потворствовать ему.

Она слишком слаба, чтобы быть хорошей матерью, слишком отвлечена другими заботами. Они оба знали это.

Она могла лишь приласкать его после… после всего.

Он настолько часто играл в брошенного ребенка, что теперь ему иногда приходилось прилагать усилия, чтобы не делать этого. Уже не раз он ловил себя на том, что, желая на самом деле удрать и заняться своими делами, он все равно продолжал играть на ее чувстве вины, рассчитывая, что обязанности в любом случае вынудят маму покинуть его. Но иногда страх за драгоценного сыночка вспыхивал в ней столь сильно, что отодвигал все прочие тревоги.