– Что-то необходимо есть… Ты меня понимаешь?

– Я-я думаю, что…

– Ты, Пройас! Ты остаешься один! Тебе придется принимать решения, которые ни один из королей-верующих не смог бы принять.

В глазах короля Конрии сверкнули слезы, и он повернулся к своему господину и пророку, но обнаружил, что место, где тот стоял, уже опустело. Святого аспект-императора Трех Морей больше не было здесь.

Пройасу пришлось спускаться с горы в одиночестве… Еще одна нагая душа, бредущая куда-то волоча ноги и спотыкаясь.

Известие распространялось. Но того простого факта, что Пройас сумел захватить инициативу и, как всем казалось, действительно знал, что именно нужно делать, оказалось достаточно, чтобы обеспечить всеобщее повиновение. Он запретил даже приближаться к Антарегу. Он поручил организовать огромный лазарет со стороны южных склонов Уроккаса и издал приказ, запрещающий любому ослепшему, обгоревшему или пострадавшему каким-либо иным образом покидать его пределы. Оставшаяся часть Ордалии той же ночью походным порядком отправилась прочь, иногда обходя, а иногда перебираясь прямо через спаленные дочерна тела, запекшиеся на выбитых зубах Олорега. Он отправил вперед множество адептов Завета и свайальских ведьм, приказав им сотворить по ходу движения войска Стержни Небес, дабы осветить дорогу Ордалии. У тех болящих, что оставались в раскинувшемся вдоль побережья лагере, вид уходящего войска не вызвал поначалу ни малейшего страха: это их братья двигались колоннами у оснований разбросанных то тут, то там сверкающих столбов, их соратники заполняли своими рядами склоны горы, толпились и спешили присоединиться к всадникам Ордалии на равнинах Эренго.

«Они бросают нас!» Оказалось, однако, что достаточно единственному человеку поднять голос, чтобы страх немедленно стал всеобщим. Они видели, что те, кто пострадал от настигшей их хвори более остальных, по прошествии нескольких часов были поглощены ею без остатка – их волосы выпали, а кожа сгнила, обнажив внутренности, превратившиеся в малинового цвета мясной бульон. Они были прокляты. Им пришлось пережить многое, но теперь они отчаялись. Им довелось взглянуть в дьявольский лик самой Преисподней… и посему не дано жить далее.

Жижа, называли они свой недуг, ибо и в самом деле казалось, что плоть их гнила и внутри, и снаружи. Агония их была жалкой и мучительной, хотя над огромным лазаретом по большей части царила странная тишина. У них не было иной еды, кроме шранчьего мяса, которое они поглощали сырым. Не было укрытий или даже одеял, не было лекарей – у них оставалась только их вера да ничтожные клочки выжженной земли, до предела забитые болящими душами.