Люди, чувствовавшие себя получше, озаботились тем, чтобы очистить место вокруг себя от бесчисленных дохлых шранков, в то время как многие из наиболее пострадавших просто заползали на сплетенные тела, создавая себе ложа из трупов. Болящие из кастовой знати старались держаться вместе, пораженные той же хворью адепты Школ подвешивали над собою колдовские огни. Ослепшие, но в остальном здоровые образовывали пары с больными, но зрячими, и вскоре мертвые шранки, сминаясь и кувыркаясь, настоящим дождем посыпались с уступов и склонов.

Так трудились они, в то время как их братья устремлялись прочь.

Хога Хогрим, король Се-Тидонна, счел деянием своевременным и добродетельным принять на себя командование импровизированным воинством и совершил захват власти, подобный всем прочим вплоть до приведения к присяге потенциальных соперников под угрозой меча. Недовольные – более дюжины – были убиты и сброшены со скал вместе со шранками. Большинство, тем не менее, приняло этот внезапный переворот, полагая, что все само собой разрешится с неизбежным возвращением их господина и пророка. Все оставшиеся в живых, и больные, и здоровые, к этому времени уже именовали случившееся Великим Ожогом. Зная, как может сплотить людей общая принадлежность, Хогрим предложил своим вассалам именовать единым словом также и все эти жмущиеся друг к другу и распростертые на земле толпы, и тогда десятки долгобородых тидонцев поплелись по стонущим склонам и безмолвным берегам, возглашая, что они суть Обожженные.

Той ночью родилась вторая Ордалия: воинство, состоявшее из тех, кто едва мог надеяться пережить следующий день, не говоря уж о том, чтобы спастись. Черные тучи, уступами громоздившиеся друг на друга, заполнили северо-западный горизонт, и наиболее хворые, те, кто харкал и блевал кровью, лежали, взирая в оцепенелом изумлении, как темнеющие в небе гиганты одно за другим глотают созвездия. Облачный фронт вскоре навис над утесами Уроккаса низким, колышущимся пологом. Ливень не заставил себя долго ждать.

Люди исходили испариной и тряслись. Некоторые возопили и возрадовались, прочие лишь склонили головы, слишком изнемогшие под грузом своих многочисленных и тяжких скорбей. Некоторые из болящих, расположившихся вдоль берега моря, разрыдались от облегчения, думая, что дождь сможет очистить их, а потерявшие кожу визжали и выли, корчась в агонии. Дождевые капли жгли их, как кислота. Могучие потоки мчались по склонам, заливая ущелья и теснины, смывая вниз кувыркающиеся трупы, окрашивая неспокойное море в цвет черного пепла. На берегу царили грязь и страдания. Рты мертвецов полнились водой, будто чашки.