"Не ищи меня. Если будет что сказать - напиши, ты знаешь адрес."

  Он судорожно смял записку, не заметив, как ногти до крови впились в ладонь. Когда-то он любил баловаться с магнитами, собирая металлическую пыль в узор... и внезапно магнитный стержень его жизни исчез, а узор распался на множество частиц, оставив его - хвататься за эти осколки и знать, что более они не соберутся воедино.

  ***

  Сегвия жила, и каждый день был маленькой победой. Кто-то не выдерживал жизни на отрезанном от мира островке свободы, - улетал. Для оставшихся же Таннит и Сегвийский космофлот были уже почти не людьми, - потому что они раз за разом отражали попытки Империи прорваться сквозь защитную систему, взять под контроль пояс астероидов, саму планету. Они жили - на пределе. За пределом. Им было не на что надеяться, потому что помощь они вооружали и обучали сами, - и вовсе не для того, чтобы те сложили головы тут, за Сегвию. О каждом прилёте повстанцев за построенными для них звездолётами мгновенно узнавали все, - и это была единственная радость. Сегвия обеспечивала себя сама, а без того, что раньше привозила с других планет, научилась обходиться. Они не знали, сколько им осталось, и не хотели этого знать.

  Они просто - жили и действовали.

  И Сегвия совершала всё новые обороты вокруг своей звезды, - будучи свободной.

  ***

  Камерель случайно наткнулся на эти записи, - собирался улетать. Контракт был подписан, он прошёл множество проверок, успел несколько раз с каменным лицом ответить про Орсоллу одной фразой - она ушла... и надеялся, что больше эта тень не вернётся. Он улетал, зная, что там, на планете, у которой даже не было названия, только номер в каталоге, он будет участвовать в каких-то оборонных проектах, и для него это - повышение, собирал вещи... и вдруг - нашёл. Это было давно, с тех пор прошли годы... много лет. Он медленно включил запись, - не написано, что это, ясно только, что - из того времени, до памяти о котором было больно дотрагиваться.

  Он не вспомнил сходу ни названия, ни автора, - но музыка вырвалась из тишины и обрушила на него другой мир. Мир, в котором он верил в грядущее счастье, видел впереди - жизнь, мир, в котором было для чего жить и к чему идти. Он невольно подумал: а если бы ему тогдашнему рассказали о том, чем обернётся его мечта, рассказали, каким настоящим станет то будущее, о котором он грезил, - поверил бы? Навряд ли, прогнал бы видение, как кошмарный сон... Мимолётно подивился: как же он когда-то был открыт, какая наивность нужна, чтобы вот так легко верить этой музыке... и что заставило исчезнуть в нём того, юного, смелого, который мог - и смел - поверить? Подступившая к порогу война? Разрыв с Орсоллой? Какая разница...