— Эта стерильна, или просто ей не давали спариваться. Она не могла иметь детей.

— Но почему? — спросила Уанда.

— Отсутствует канал для выхода новорожденных, — сказал Эндер. — Они прогрызают путь наружу.

Уанда тихо пробормотала молитву.

Эла же была все больше заинтересована.

— Удивительно, — проговорила она. — Но если они такие маленькие, как же происходит оплодотворение?

— Мы относим их к отцам, естественно, — сказал Хьюмэн. — А ты как думала? Ведь отцы не могут прийти сюда, не правда ли?

— Отцы, — сказала Уанда. — Так они называют самые уважаемые деревья.

— Это верно, — кивнул Хьюмэн. — Отцы созревают в своей коре. Они кладут свою пыль на кору, в сок. Мы относим маленькую мать к отцу, которого выбирают жены. Она ползает по коре, и пыль из сока попадает в ее живот и заполняет его малышами.

Уанда без слов показала на маленькие выступы на животе Хьюмэна.

— Да, — подтвердил Хьюмэн. — Это для того, чтобы нести их. Брат, которого избрали, кладет маленькую мать на них, и она крепко держится всю дорогу до отца. Это самое большое удовольствие в нашей второй жизни. Мы бы носили маленьких матерей каждую ночь, если бы только могли.

Крикливая запела громче, и отверствие в Дереве-Матери начало закрываться.

— Все эти самки, маленькие матери, — спросила Эла, — мыслящие ли они?

Этого слова Хьюмэн не знал.

— Они не спят? — спросил Эндер.

— Конечно, — ответил Хьюмэн.

— Он имеет в виду, — пояснила Уанда, — могут ли маленькие матери думать? Понимают ли они язык?

— Они? — переспросил Хьюмэн. — Нет, они не умнее кабры. И лишь немного умнее, чем мачос. Они умеют только три вещи: есть, ползать и держаться за братьев. Те, что ползают снаружи, начинают учиться. Я помню, как я ползал по Дереву-Матери. Значит, у меня уже была память. Правда, мало кто помнит себя так рано.

На глазах Уанды появились непрошеные слезы.

— Все эти матери — они рождаются, спариваются, приносят потомство и умирают — все это в детстве. Они не могут даже осознать, что жили.