Илья медленно двинулся вперед, стараясь себя не выдать. Забытый коридор в старом огромном доме, буде не ведет к чулану со швабрами, непременно должен вести к загадке — общеизвестный в литературе факт.

Долгий и узкий, он тянулся, похоже, вдоль всего здания, иногда расширяясь до целых комнат. Свет в него пробивался из-за дверей, закрашенных окошечек-вееров и вентиляционных отверстий, зиявших под потолком. Ни одной лампы в нем не горело, пыльные рожки были пусты и упакованы в паутину. Под ногами постоянно что-то хрустело; пол прогибался и предательски скрипел на октаву — доски во многих местах подгнили.

Илья шел от двери к двери, методично исследуя каждую. Все они были заперты. Многие, судя по звукам, вели в музейные залы. Он вспомнил, что задрапированные или крашеные в цвет стен они действительно встречались тут и там, но вопросов, куда они ведут, у него раньше не возникало. Оказалось, что на темную изнанку храма Клио141, куда редко захаживали ее жрецы.

Скорее всего, изначально коридор предназначался для слуг, обязанных принять у барина шубу, подать перемену блюд, собрать с барского стола, и мгновенно раствориться, ожидая следующих велений. Теперь в нем хранился музейный хлам, миллион засохших пауков да обитало семейство кошек, совершенно одичавших, метавшихся под ногами. Это было их царство, их неприкасаемая территория, на которую высадился вдруг, изнывая от изжоги и скуки, вражеский двуногий десант.

В полоске света мелькнула тень, быстрый шорох и чей-то предсмертный писк. Сверху, с губы карниза раздалось недовольное урчание. Илья счел за лучшее, пригнувшись, прикрывая лицо руками, быстро проскочить мимо. Кто знает, во что превращаются кошки в музейных закоулках, и какого становятся размера? На счет дурного характера сомневаться не приходилось. Подцепив с грохотом в потемках ведро, он миновал угрожающий перешеек и продолжил путь в неизвестность, стирая паутину с лица.

Еще одна лестница, шаткая и скрипучая, увела его вверх, где слышались женские голоса и остервенело печатала машинка, вторая спустила вниз, где что-то капало и журчало, третья — в неведомую подсобку, где, по звукам, возились двое (Илья глянул в выбитое окно, покраснел и деликатно удалился, отметив про себя на счет электрика).

Все страсти и грехи этого мира оказались зримы ему как бы некому бесплотному духу, витающему по замку. Прорезавший здание коридор становился то шире, то уже, спускался, поднимался, бессчетно поворачивал, и ни в какую не желал прекратиться. Иные его части были до потолка заставлены ящиками, там и тут стояли шкафы с моделями из папье-маше, подшивками и какой-то посудой… стремянки, фанера, доски… и пыль, пыль, пыль.